Мерсади моргнула, затем шагнула ближе.

— Эуфратия?

Женщина на полу повернулась, посмотрела на неё и улыбнулась:

— Рада тебя видеть.

Мерсади остановилась. Даже в этом сне Эуфратия Киилер выглядела не такой, какой она её запомнила. Улыбка казалась грустной, лицо исхудало и осунулось, волосы были коротко подстрижены и подёрнуты сединой. Красивая летописец, разделившая время с Мерсади среди Лунных Волков и их падения во тьму, исчезла, сменившись кем–то жёстким и целеустремлённым.

Мерсади снова огляделась, а затем повернулась к Киилер.

— Это ведь не сон, так? Это как в тот раз, когда ты говорила со мной о Локене. — Тот сон приснился несколько лет назад, но Мерсади могла легко его вспомнить. Происходящее же сейчас было более реальным, чем сама реальность, связью, ставшей возможной благодаря чему–то, что Мерсади не могла объяснить, не используя такое слово, как «чудо». — Ты же на самом деле здесь, в моём сне?

Киилер не отвечала в течение секунды, затем кивнула:

— Я должна сказать тебе, что–то, а затем, боюсь, кое о чём попросить.

— Что?

— Сначала ты должна понять, — сказала Киилер и оглянулась на то, что лежало на полу перед ней. Мерсади шагнула в сторону, чтобы лучше видеть. Она остановилась и нахмурилась. На полированном дереве лежал медный диск. Он был шириной с обеденную тарелку и разделён на кольца. Круги из полированного камня и металла лежали в углублениях в древесине, и Мерсади увидела ещё несколько дисков в левой руке Киилер.

— Это символы планет и спутников из…

— Из времён до Долгой Ночи, да, — ответила Киилер, вставляя новые диски в углубления каждого из колец. — Планета Войны, Дева Грёз, Вестник Радости. И рядом с ними небесные фазы, символы, используемые гадателями Суунда — Пылающий Тигр, Кровавый Стрелец, Весовщик Душ, Корона Океанов и другие.

— Я их знаю, — сказала Мерсади. — Я читала халдейские рукописи в башнях Консерватории Европы.

— Кажется странным, что часть человечества держалась за такие вещи даже после того, как отправилась на небеса, которые они символизировали, не так ли? — спросила Киилер с грустной улыбкой. — Реликвии ошибочной философии, но, как и во всех вещах, за которые человечество цеплялось эпохами, в них больше правды, чем мы готовы признать. Грубое и в своём роде лживое, но вполне подходит для описания происходящего.

Мерсади нахмурилась. В словах Киллер было что–то, от чего у неё по коже побежали мурашки. За её спиной зашевелились занавески, когда порыв ветра подул в открытое окно.

— Эуфратия, что случилось? Ты никогда не говорила, как…

— Ты должна понять, Мерсади, — Киилер посмотрела на неё, её взгляд стал жёстким, а голос напоминал падение железного клинка. — Ты должна понять или всё будет потеряно. — И повернула диск. Каменные и металлические символы размылись, когда каждое кольцо диска стало вращаться с разной скоростью — размылись и всё же Мерсади каким–то образом продолжала видеть все мелькавшие по кругу символы.

— Как вверху, так и внизу. Как на небесах, так и на Земле. Как в имматериуме, так и в материальном.

Мерсади поняла, что не может отвести взгляда от нечётких символов.