Кровь. Повсюду вокруг Массака была кровь. С ночного неба падал снег. Он бежал, но мир отступал, даже когда он пытался удержать его.

— Иди ко мне, сын мой… — хихикали голоса ворон и насекомых. — Ко мне, ты знаешь, что должен сделать. Иди к нам… Освободись…

— Нет! — закричал он, усилием воли подавляя образ в своей голове. Где–то далеко он почувствовал, как его рука сжала рукоять топора. От оружия исходил жар, обжигая ладонь, пока он сжимал всё сильнее и сильнее.

— Нет, — снова закричал он и бросился в колодец боли. Он открыл глаза, стараясь подавить боль, которая стала его связью с реальностью. Он стоял на коленях в камере. Его руки сжимали рукоять силового топора. От перчаток исходил жёлтый жар. Лёд покрывал доспехи и пол. Рядом с ним стояли на коленях его братья. Свет, тепло и холод исходили от них. Все они сейчас сражались внутри себя. Варп вцепился в них, терзал их волю, пытался затянуть в штормовой прилив. Происходило что–то огромное и ужасное, что–то, что он ощущал настолько же реальным, как пол под собой и покрывавшую кожу броню. Это скоро убьёт его. Он чувствовал, как это разрушает его психику и не мог ничего сделать. У него было оружие, чтобы защитить себя, вонзить зубы в вцепившихся в него тварей, возвысить голос своего духа и спастись от поглощавшего его моря…

Но он не мог. Он принёс клятву. И только его воля, его смертная воля, противостояла голодному океану. Он умрёт здесь, в этой камере, которая удерживала его и остальных братьев-библиариев последние семь лет. И встретить эту смерть станет его последним долгом.

Он услышал, как рядом вздрогнул Кордал, когда болезненный стон вырвался из его рта. Кроваво-драгоценный иней покрывал бывшего лексиканиума, разветвляясь острыми шипами по голове Кордала.

— Держись, брат! — крикнул Массак. — Мы — наши клятвы. Они — наша сила. Боль — наковальня нашей чести.

Кордал трясся на месте, кровь текла из его рта, глаз и ушей и замерзала на лице.

Грохот разошедшихся болтов сотряс стены. Противовзрывные двери в дальнем конце камеры широко распахнулись. Хускарл в чёрном плаще и белых мехах магистра телохранителей Преторианца шагнул внутрь, сжимая в руках болтер и меч.

— Поднимайтесь, братья, — произнёс он. — Поднимайтесь. Ваш лорд зовёт вас на войну.

— Цербер… — рассмеялся голос в черепе воина. — Ты среди мёртвых и снова предан, вернулся в ад, из которого бежал…

Он снова увидел всё это: шепчущие головы, поднимавшийся с пола Ксавьер Джубал, изливавшийся из его глаз красный свет.

— Самус — человек рядом с тобой…

Клинок Абаддона вонзился в него.

— Предавать было нечего.

Мерсади Олитон смотрит на него широко раскрытыми, но не испуганными глазами.

— Насколько я понимаю, ты пришёл рассказать историю…

Мерсади… Мерсади…

Локен открыл глаза. Перед ним была кровь, и она капала со стен коридора. Он заставил себя встать, чувствуя, как острые края царапают друг об друга в груди. В замёрзшей луже крови на палубе лежали куски жёлтой брони и разорванного мяса. На периферии зрения извивались тени.

— Самус здесь… — далёкий шёпот, наполовину реальный, зовущий.