Жанна, не думая ни о чем кроме завещания, фыркая, вышла из-за стола пройтись по комнате.

— Думаю, да. Помогите мне найти ее, — умоляюще просил он.

— Ей ничем нельзя помочь, — будто вынося приговор, сказала Анна.

— Да она прикалывается над нами, не видишь, что ли, — вскинув руками сказала Жанна, прохаживаясь по скрипучим полам веранды. — Думает, раз ей Олежек все отписал, то и внучка теперь побоку. Не удивлюсь, если это она ее и кокнула.

— Вы знаете где она? — с надеждой продолжал Яковлев.

— Не знаю. Мы с ней не знакомы.

— То есть как? — ничего не понимая спросил он.

— Олег у нас с мужем приемный. Я не знаю ни о каком завещании, но я знаю почему Олег себя так ведет. Все-таки чаю мы с вами выпьем, молодые люди, — очень медленно, нерасторопно с придыханием говорила Анна Леонидовна.

Достав из шкафчика пакет с печенками и конфетами, она трясущимися руками выкладывала их в стеклянную вазочку, стоявшую посреди заваленного стола. Яковлев помог разлить кипяток по железным кружкам. Жанна всячески выказывала свою неприязнь и брезгливость.

— Не думаю, что живая она, а если и живая так в муках жизнь живет, — заговорила Анна. — Мне около сорока было, Валере под пятьдесят, а ребеночка то у нас не было, — смотря на портрет на стене рассказывала она. — Валера уж смирился, что не получается у нас зачать. Он жуть как хотел дитя, и я хотела. Ссориться начали из-за этого шибко часто, — тряся головой, с трудом говорила она.

Яковлев пил чай и с трепетом слушая рассказ, взглядом приказал Жанне сесть за стол и не мельтешить.

— Долгое время я работала фельдшером. Валера, муж мой, в милиции. Им приказ был, чтобы человек свой на каждом соц. объекте стоял, чтобы статистику правильную докладывать. Ему начальник предложил меня в дом малютки заведующей, я согласилась, — вновь зачесав гребнем волосы, рассказывала Анна Леонидовна. — Валера то думал, что я не могу понести14 по здоровью. А я могла, да умышленно оттягивала. Потому как ежели бы родила, то дитя мое страшная жизнь ждала. Мамку мою вся деревня боялась, стороной обходили, колдушкой кличали. Она и впрямь грязные дела делала, да вот те, кто так ее называл, и не подозревали какая там сила черная за ней стояла, ведьминская. И вам лучше не знать того. Я и сама трусила пред ней. Помню, как в детстве к нам в дом бабы ходили аборты делать. Особенно после войны. Мамка в стаечку их уведет и там вершит свои дела грязные. А по весне как-то полный двор милиционеров набился, одной бабе неудачно ребенка выскребла, так мамка рукой перед глазами у них провела, да они как котята слепые стали. Ходют по двору, понять не могут. Замороченные. У нас деревня, ежели так посмотреть, так в каждой избе колдовали. Погост весь перерыт, — кинув руку в сторону севера, показала она.

— В каком смысле перерыт? — слегка напуганная и вовлеченная в рассказ спросила Жанна.

— Пакости делают, фотографии прикапывают в могилки. Мне эта сила тоже перешла по наследству, да вот не могла я с ней справиться. Я врач, я людям помогаю, а сила эта соки тянет из тебя ежели не служишь ей, ежели не пакостишь. У меня два брата на тот свет ушли молодые, и все из-за этой черноты. Отец ушел. Ежели бабы так, от дури ворожат, у меня мамка сильные пакости делала. Да вон она, в доме лежит, сто лет в обед давно, а уйти не может, Бог не принимает к себе. Так и лежит тело высохшее, ни туда, ни сюда.

Жанна поменялась в лице.

— Не бойтесь, — заметив напряжение гостей, сказала Анна. — Мне покоя эта сила не давала, мамка учила меня что де кому подпортить, что де кому подгадить. Не могла она без этого. Я замуж как вышла, Валера меня в город увез. Как избавиться от этой силы черной, я не знала, а знала, как рожу, так ребенку перейдет. Надо было кончать с этим. Хоть и далеко уехали, а мамка во снах приходит и все тут, мол, делай знай. А я не могу, — заплакав говорила она. — Я этим людям одной рукой помощь даю, а другой убиваю порчами. С Валерой ругань до потолка стоит. Как-то повздорили шибко, до кулаков дело дошло, так я аж из дома бежала. Ночь была, идти то некуда, только на работу в дом малютки. Часто ночевать приходилось там. Вот и в ту ночь я после работы осталась ночевать в своем кабинете. Лежу на диванчике и думаю: рожу, рожу я тебе дитя. Как только я в этой мысли укрепилась, уснула, слышу собака дурью лает, ну думаю, не приведи господь проверка какая. На крыльцо вышла, а там ведро стоит. Батюшки мои, — приложив ладонь к груди, воскликнула Анна. — А в том ведре кулек с младенцем. Как сейчас помню, занесла ведро в кабинет, положила на диван кулек, и тут меня бес попутал. Я в ту же ночь ритуал на крови сделала привязки к себе, что это мое дитя, что это я его родила. Я тогда подумала: никому ненужное дитя, ежели его выбросили, то лучше и не жить ему вовсе. Трудно ритуал дался, делаю, а не получается, защита стояла на нем крепкая. Скинула я на младенца этого, силу свою пакостную, все ему передала, себя очистила и потомков своих через этот ритуал. Это был Олег. Но высшие силы хоть и можно обмануть да не на долго. Я всегда полная была, живот большой, так что и не поймешь, беременна иль нет. Выдали за своего, только Валера и подружка моя знали, что этот мальчик приемыш. Радости то было… Валера коллег созвал, обмыли это дело. Несколько раз ко мне женщина в дом малютки приходила, она была подругой родной матери Олега, просила забрать ребеночка, родня у него есть где-то в Средней Азии, да я соврала ей, что не поступал к нам такой. Хотела потом от себя отсоединить Олега, уже после передачи ему силы, но не вышло, способностей то у меня уже нет. А он, как потом я узнала, семимесячный, недоношенный. Кто ж знал, что он жить будет? И сразу после этого узнала я, что беременна. Мужу ничего не сказала, тайно родила. Подруга, с которой работали вместе в те времена помогла мне в родах. Родилась у меня девочка.

— Так, а чего про ребенка мужу не сказали? — недоуменно спросила Жанна.

— Мамка, когда узнала про ритуал, что я силы лишилась, только посмеялась надо мной. Дура говорит я, сила ведьминская по роду нашему только бабам передается. И никогда нам от этой силы не избавиться. Валера начал угасать на глазах, захворал сильно. Это от сына началось, силы тянул с него. Испугалась я за девочку, и отказалась от нее. Записали мы с подружкой ее в дом малютки как сиротку. Я наблюдала за ней, как она росла, все время у меня на глазах была. Чистая девочка получилась, ничего ей не передалось. Я так счастлива была за нее. А вот мальчишка бесноватым рос. Любовь у него ко мне, сравни привороту. Но меня ни его бесноватость, ни его любовь не заботила, знала я что не мой он и все тут.

— Получается, не передалось Олежеку ничего? — спросила Жанна.

— Передалось и сверх того. Сама пакость, которую я сделала невинному младенцу.