День промчался, словно не было. Преодолев расстояние в шестьдесят километров от города, он заехал в лес по маршруту, который указал ему напарник. Долго кружа по неезженым тропинкам, вдалеке показался дом. Он подъехал поближе. Масштабы леса поразили его. От желтого дореволюционного двухэтажного дома, именуемого психушкой, Яковлева отделял висячий дощатый мост метров в двадцать над болотцем. Он не решился выйти из машины и исследовать округу. Побоявшись возвращаться в ночи по трассе в город с разбитой фарой, и боясь заплутать в лесу, он принял решение заночевать прямо в машине, убрав на всякий случай табельный пистолет, который забыл сдать утром после дежурства, в бардачок, а с собой взял «левый» пистолет…

Толстая пихта, словно нехотя, через усталость, сквозь бремя тяжких годин и испытаний, тихо скрипнула, потянулась всем телом навстречу утреннему солнцу и неожиданно повалилась, повалилась набок и рухнула всем усталым телом, ломая кустарник и подлесок, не в силах более поддерживать вертикальную свою старость. Тот час же стала отставать и местами отслаиваться кора, оборвался и провис многолетний мох и на изломе стало видно, что она долго болела, и древесина ее просто прогнила. Продолжая содрогаться от падения, она словно бы облегченно вздохнула и успокоилась.

Так все живое устает жить и уже не мил ему белый свет, не радуют молодые побеги. Ему просто хочется лечь и уснуть. Навсегда.

Кто сказал, что человек должен или может жить столетиями? А, впрочем, какая разница!? Во-первых, человек устает, когда познает собственную сущность, а во-вторых, кому нужна проблема перенаселения? Все, как в лесу! Даже молодой подлесок губит сам себя, чтобы проредиться и дать жизнь другим. Но тут уже вступает в силу естественный отбор. Это уже сама природа борется за выживание…

Поднялся он засветло, в сумерках раннего утра. Нащупав под сидением бутылку задохнувшейся минералки и попробовав ее на вкус, он, скривив лицо резко открыл дверь и сплюнул воду.

— Ну и гадость! — сказал он, вытирая воротом футболки рот.

Выйдя из машины, он потянулся во весь рост. Остатки воды вылил на облепленное следами от мошкары и мух стекло. Включил дворники. Только размазал. Из-за слоя белесой пыли нельзя было различить ни цвета, ни номерного знака.

Закрыв машину, Яковлев подошел к мосту, достал из кармана джинсов помятую сигарету и закурил. Сделав первый шаг, мост зашатался. Яковлев, ругнувшись, схватился за веревку, служившую перилами. Он смотрел по сторонам, ища другой способ перебраться через болотце. Болотце сплошь заросло дурным травостоем. Но единственной дорогой к желтому дому был висячий мост. Насмелившись, он пробрался по мосту приставным шагом.

Высокий, ненадежный забор из сетки рабицы окружал сам дом и современную одноэтажную пристройку. Увидев следы от грузовой машины на дороге за висячим мостом, он понял, что заехать в лес можно было и с другой стороны.

— Чья-то бывшая усадьба, — сказал Яковлев, закинув голову назад, оглядывая высокие заколоченные окна второго этажа дома.

— Барская заброшка, — раздался низкий с хрипотцой мужской голос за спиной Яковлева.

Яковлев остался стоять как стоял. Правая рука медленно потянулась к поясу под футболкой, в котором был запрятан пистолет. Мужчина понял, что собирается сделать гость. Грызя ягоды, по-видимому, нарванные с кустов, растущих около дома, он спокойно обошел Яковлева.

— Заплутали? — спросил он Яковлева.

Яковлев, увидев перед собой низкорослого старика расслабился.

— Нет. Я по поручению Олега Валерьевича.