– Я не скажу своему отцу, – проговорила Франсин.

Не «папе», не «папуле», а «своему отцу». Это было в первый раз.

– Прости, прости, – всхлипывала Джулия. – Не знаю, что на меня нашло. Я так испугалась, я едва не сошла с ума.

«Ты уже сошла» – вот что хотелось сказать Франсин, но она никогда никому не говорила ничего подобного.

– Ты не должна поступать со мной жестоко, – сказала она. – Или говорить жестокие вещи. Пожалуйста.

Франсин поднялась к себе в комнату, а потом, когда пришел домой Ричард, спустилась вниз и попросила у него ключ от дома.

– А я думал, он у тебя есть, – сказал отец, зная, что это ложь, и покосился на свою жену.

Джулия сказала:

– Тебе надо было попросить. Почему ты не попросила?

– Конечно, у тебя должен быть ключ, – сказал Ричард. – Возьми мой запасной, я сделаю новый.

Франсин с Мирандой пошла на дискотеку, но ей там не понравилось. Все юношеские годы, когда другие постепенно постигали радость от шума вокруг, она жила в противоестественной тишине. На дискотеке Франсин долго не выдержала, а в клубе, куда они пошли с самой Холли и ее кузеном, ей стало скучно. Дома она давно уже привыкла пить вино за едой, и алкогольный лимонад, тем более «Баккарди» с «черносмородиновой» вызывали у Франсин отвращение. Зато кузен ей понравился. Во всяком случае, она так думала, пока во время танца тот не стал ее лапать.

Ричард был очень горд Франсин, когда ей выделили место в Оксфорде, что являлось закономерным результатом удовлетворительных оценок на выпускном экзамене по повышенному уровню. Естественно, его дочь будет хорошо учиться. Ему много раз говорили, что она самая способная девочка в классе. И Ричард дивился тому, что случившееся не повлияло на ее интеллект. Казалось, события прошлого не затронули ни единую область в его красивой, умной дочери. Уже несколько лет никто из них не упоминал убийство ее матери. Франсин училась забывать, и вероятно, уже забыла. Когда Ричард смотрел на нее, то видел счастливую, уравновешенную девочку, не особо жизнерадостную, скорее тихую и сдержанную. Но такова уж ее натура. Вряд ли ему понравилась бы шумная девочка-сорванец – в разговорах с самим собой Ричард предпочитал это старомодное слово – вроде Миранды или Холли, этих проныр с кокетливыми взглядами.

Во многом спокойствие Франсин и ее приспособленность к нормальной жизни – это заслуга Джулии. Теперь это ему ясно. Она поступала мудро, защищая и оберегая ее. Возможно, в какие-то моменты она заходила слишком далеко, но теперь с этим покончено. У Франсин есть ключ от дома. Она постепенно вступает в мир и ведет там себя безупречно. Если Ричард в чем-то и может быть уверен, так это в том, что его дочь скажет твердое «нет» всем наркотикам, если ей таковые предложат, всем назойливым молодым людям и – это даже не обсуждается – любым действиям, противоречащим закону.

За все это надо благодарить Джулию. К сожалению, она уже не нравится ему так сильно, как раньше, и, конечно, Ричард не любит ее. Но он все равно благодарен. Теперь Ричард видит, что Джулия была права. Она стала для Франсин путеводной звездой. Так что, когда Франсин высказывала нечто, что можно было рассматривать как непрямую критику в адрес своей мачехи, Ричард каждый раз чувствовал себя застигнутым врасплох. Они были вдвоем. В последнее время Джулия часто уходила из дома по своим делам – как, кстати, и он, хотя они никогда не оставляли Франсин одну. Сегодня она пошла на встречу с однокурсниками из колледжа.

Франсин сидела с ногами в кресле и читала роман. Однако когда Ричард посмотрел на нее, то увидел, что она не читает, а давно оторвала взгляд от книги и смотрит куда-то вдаль. Он отвел взгляд, через несколько минут снова посмотрел на нее – она так и не вернулась к книге. Прежде чем Ричард успел спросить дочь, что случилось, она четко, с нажимом произнесла:

– Я поеду в университет, не так ли?

Для него это стало полной неожиданностью.

– Естественно, поедешь. А почему ты спрашиваешь?

Та ответила не сразу.

– Джулия не остановит меня?