Чистая белая сорочка. Тедди нашел ее в ящике. Она была тщательно отглажена, и он сам не смог бы отутюжить ее лучше. Однако Тедди все же слегка передернуло, когда ее ткань коснулась его тела, когда он надел брюки – они оказались на дюйм короче, чем нужно, – и когда сунул руки в рукава пиджака. Пусть костюм и из химчистки, но это все равно не то, что стирка, когда вещь проходит полное очищение.

Тедди обнаружил, что ежится в чужой одежде точно так же, как человек с чувствительной кожей при прикосновении шерсти.

Несколько раз за день Франсин пыталась дозвониться до Джулии. Затем, пока еще не было совсем поздно и сотрудники не начали расходиться по домам, позвонила в отцовскую контору в Лондоне. Они наверняка знают название гостиницы, в которой тот остановился в Гамбурге. Однако в ответ она услышала голос, сообщивший, что его обладательницы в настоящий момент нет на месте, и перечисливший множество номеров стационарных телефонов, мобильных и факсов, а также несколько адресов электронной почты. Франсин оставила сообщение о том, что ей нужен телефон отца и что она перезвонит позже.

Дул сильный ветер, непрерывно шел дождь. Франсин с радостью бы вышла из дома, правда, на непродолжительную прогулку по району, который она плохо знала, но уж больно неуютно было снаружи. Представив, каково это – гулять в такую погоду, она заказала столик в одном ресторане на Примроуз-Хилл. Франсин никогда прежде этого не делала, но слышала, как это делает Джулия, женщина, с которой она разговаривала, кажется, все поняла, так что проблем не возникло.

Мужчину, которого Франсин встретила на лестнице, когда шла наверх переодеваться, она едва узнала. Тедди выглядел потрясающе – красивый, обходительный, чужой, совершенно другой человек. Он казался старше и действовал на нее как-то пугающе, хотя Франсин призналась себе в этом не сразу, только когда одевалась. Парадный наряд выявил в нем некую холодную суровость, которой она в нем не замечала, когда тот был одет в джинсы и куртку. Создавалось впечатление, будто его губы сжаты плотнее, чем обычно, а взгляд более непроницаемый. Тедди спускался по лестнице с кошачьей грацией. Он всегда был грациозен, но сейчас его движения стали более уверенными и плавными, почти змеиными.

Франсин высказалась бы насчет длины его позаимствованных брюк – не посмеялась бы над ним, а просто посоветовала бы ослабить ремень и слегка приспустить брюки на бедра. Однако что-то в его лице, до ужаса ледяная серьезность, удержало ее от этого.

Но когда Тедди повернулся к ней, чтобы оценить, как та смотрится в купленном им платье, его лицо прояснилось, на нем отразилось нечто сродни облегчению.

– Как красиво, – сказал он. – Ты очень красива.

– Село как влитое. Ты молодец.

– Только потому, что ты идеально подходишь под восьмой размер.

Франсин начала рассказывать ему о Ноэль и о ее клиентках, как та сердилась на нее. Сейчас все это казалось забавным, а тогда – большой неприятностью. Ноэль обвинила Франсин в том, что та якобы нарочно красуется перед ее клиентками, чтобы показать, насколько лучше их выглядит, хотя на самом деле у нее и в мыслях этого не было.

Он не слушал.

– Нам пора идти, – сказал Тедди.

Ресторан оказался не из тех, в каких она часто бывала, однако Франсин иногда вместе с Джулией обедала в подобных заведениях. Тедди был настолько скован, что ей пришлось взять на себя общение с официантом. От алкоголя он отказался – ну, ему нельзя пить, ведь он за рулем «Эдсела». Она же выпила слишком много, наверное, больше, чем когда-либо. Это был вынужденный шаг, потому что в противном случае Франсин не высидела бы весь вечер. Он получился мучительным, безобразным, он стал для нее уроком, который, как она поняла – причем не без тревоги, – ей приходится постигать слишком рано для своего возраста.

Тедди практически не говорил. Франсин рассказала ему почти обо всем, что знала: о школе, о том, как отец женился на Джулии, о доме, в котором когда-то жила, так похожем на коттедж «Оркадия», о доме, где она живет сейчас, вернее, жила до вчерашнего дня, о своих подругах, о месте, которое могла бы получить, но не получила, в фирме отца Миранды. Была только одна тема, о которой она не говорила.

Тедди отреагировал, только когда Франсин упомянула о своем желании работать. Ей не нужно работать. Он будет содержать ее, у него есть деньги, а скоро будет еще больше.

– Тедди, я не могу быть у тебя на иждивении.

– Почему? Ведь живешь же ты на деньги отца.

– Это другое, – сказала она. – Это совсем другое. Родители содержат своего ребенка, пока тот не начинает зарабатывать. Ну, сам. Я вынуждена работать до тех пор, пока не начнутся занятия в Оксфорде.

Он впал в протестное молчание. Принесли счет. Тедди не знал, что с ним делать, стал строить ей гримасы, давая понять, что он беспомощен в этом вопросе, и в конечном итоге под столом сунул ей купюры. Франсин пришлось сказать ему, что этих денег не хватит. Это огорчило и смутило ее, то, что он пришел в ужас и страшно расстроился. Франсин впервые видела, чтобы человек так мучился от стыда. Тедди передавал ей купюры до тех пор, пока она не набрала сумму, достаточную, чтобы расплатиться и оставить скудные чаевые.