Английские солдаты в Индии живут с необыкновенным комфортом, играют в мяч, проводят время в своём особом клубе, едят изысканное кушанье, пьют какао, ездят на извозчиках и никуда не годятся, как военная сила.
Через два дня на заре я был уже на пристани.
Пароходы ночью не входят в гавань Коломбо, вследствие опасных тут при входе подводных камней, и если подойдут к нему ночью, держатся на море до рассвета.
Сваи пристани и сама она сделаны из больших, толстых брёвен красного дерева, по которому идёшь, словно по чугунной мостовой.
На белой стене у пристани крупными буквами написано по-английски: «Не снимайте вашей шляпы с головы, помните участь…» и далее следуют фамилии англичан, умерших в Коломбо от солнечного удара.
Стоя на пристани, я видел, как в ворота гавани медленно вполз большой двухтрубный океанский пароход под французским флагом.
Я взял лодку и приказал себя везти на прибывающего француза.
Приблизился я к нему, когда он только что отдал якорь, и мне пришлось подождать, пока на его палубу поднимется санитарный врач и откроется туда свободный доступ.
Поднимался я по трапу не без волнения. Сердце у меня сильно билось.
При входе на палубу встретил меня пароходный офицер и спросил, что мне угодно.
Ответ был готов у меня заранее.
Я объяснил ему, что жду приезда своего приятеля, который уже две недели тому назад должен был прибыть в Коломбо на русском пароходе, но до сих пор его нет, и никаких известий от него я не имею. Это меня страшно тревожит, и я явился в надежде, не встречу ли его наконец.
— У вас на борту нет никого из русских? — спросил я в заключение своего объяснения.
— У нас, — ответил офицер, — есть действительно один русский. Он сел к нам в Адене. Вот он!
И он показал мне на стоявшего у планширя господина — приземистого, плотного, с большими усами.
«Это он!» — мелькнуло у меня.
— Нет, это не мой приятель, — сказал я офицеру, сам удивляясь своему естественно-правдивому тону, с которым разыгрывал комедию.
— Очень жаль! — сочувственно произнёс офицер.
«Это непременно он!» — снова радостно подумал я.
XXX