— Да какие тут шутки… — Лейтенант вышел из лужи, тряхнул ногой. — Черт, носок хоть отжимай. Все. Ангина. Или воспаление легких. Ладно, пошли, машина ждет.

Они забрались в «уазик». Журавель на заднее сиденье, Волков — на переднее, рядом с шофером.

— Вы чего это, мужики? Жены достали? — засмеялся один из патрульных — огромный, как медведь, сержант Коля Борисов. — Или телевизор поломался, а на пиво денег нет?

— Поехали, Паша, — скомандовал водителю Журавель. — Там же люди ждут…

— Ничего, — гыкнул весело Борисов. — Час ждали, еще час подождут. Ничего с ними не сделается.

Водитель дернул рукоять коробки передач. Двигатель заскрежетал.

— Потише, Паш. Коробку запорешь, — подал голос второй патрульный, Митя Дроздов.

— Поучи, поучи, — хмыкнул водитель, нажимая на газ.

«Бобик» резво выкатился за ворота и полетел по улице, поднимая колесами фонтаны воды, окатывая тротуары, остановки, припаркованные у бордюров машины, а заодно и зазевавшихся прохожих.

— Осторожнее, — предупредил Журавель, когда они обдали серым дождевым водопадом двоих пацанов, пивших пиво у самой обочины. — Люди же…

— Там тоже люди, — легко и весело парировал водитель, включая «мигалку». — И потом, то торопишь, то «поосторожнее». Ты уж, Саныч, определись как-нибудь.

«Бобик» летел по улицам, и голубые всполохи отражались в бескрайних, как море, лужах, отсвечивали в витринах и оконных стеклах.

— Мужики, держите ушки на макушке, — вдруг, посерьезнев, предупредил водитель. — Подъезжаем. Колюнь, ты сразу-то из машины не выпрыгивай. Сперва оглядись. А то эта псина тебя вмиг без жопы оставит.

— Помолчал бы, — беззлобно огрызнулся Борисов.

У супермаркета царило запустение. Посреди широкой асфальтовой площадки, над которой моргала огненно-рыжим реклама «Швепса», выстроилось три десятка машин. В основном — иномарок. У самых дверей супермаркета, раскинув руки крестом, лежал на асфальте мужчина. Голова его была странно вывернута и запрокинута. Между подбородком и воротничком рубашки зияла рваная черная рана. Плотные багровые потеки, размываемые дождем, растекались по всей стоянке. Серый роскошный плащ погибшего был забрызган кровью. Равно как и дорогой костюм. И рубашка. Галстук свесился набок и полоскался в огромной луже, словно гигантский язык. Создавалось ощущение, что мужчина — урод, лакающий по-собачьи воду. Чуть дальше лежало еще одно тело — молодой женщины. Рядом валялась перевернутая сетчатая тележка. Продукты рассыпались. Апельсины раскатились по стоянке желтыми тугими каплями, словно кто-то плеснул на крыльцо ковш раскаленного металла, который никак не хочет остывать. Тут же, в луже, валялась упаковка салфеток, пара пачек мыла, пара импортных флакончиков с таинственными жидкостями и пестрая коробочка с краской для волос. Там же лежали пакеты с колбасой, две коробки с куриными крылышками и грудками в специях. Буханка белого хлеба, завернутая в пленку.

— А баба-то откуда взялась? — мрачно поинтересовался водитель Паша. — По телефону вроде только про мужика говорили…

«Уазик» медленно вкатился на стоянку, прополз почти до самого крыльца, остановился, не заглушая двигателя. В холле супермаркета было пусто. Водитель Паша наклонился вперед, рассматривая первый ряд прилавков, надеясь разглядеть хотя бы одну человеческую фигуру. Менеджера, продавца, охранника, покупателя, хоть кого-то. И… никого не увидел.

— Странно, — пробормотал он. — А где все?

— Найдем. — Борисов приопустил стекло, и в салон полетел сноп мелких брызг. — Может, в кладовки забились. Или еще куда.

— В магазинах не кладовки, а подсобки, — не поворачивая головы, поправил Волков.