— Мы можем поиграть с твоим щенком? — спрашивает мальчик.

Снэк наклоняется и взъерошивает волосы маленького мальчика:

— Эй, приятель, дай Минни секунду.

Лицо маленького мальчика вытягивается. Вуки извивается, пытаясь освободиться, чтобы добраться до мальчика.

— Конечно можешь, — отвечаю я. Меня мгновенно встречает улыбка, которая возвращает меня в то же самое место в 1988 году, когда я провозила контрабандой другое животное в своей одежде. А этот маленький мальчик? Он точная копия своего отца. Отлично! Еще один крошечный убийца женщин, крадущийся по улицам Даунерс-Гроув. Я собираюсь положить Вуки на пол, но нет. В конце концов, мы в ресторане.

— Колетт, ничего страшного? Что Вуки здесь?

Колетт осматривает помещение. Кроме нас, в углу пара студентов колледжа, вероятно, дома на зимних каникулах, и парень у окна с гитарой, пишущий что-то в своем блокноте.

— Все в порядке, дорогая. Не думаю, что в снежный вечер пятницы по улице ходят санитарные инспекторы. Обычно, пока собака под присмотром, она может находиться здесь, так что можешь отпустить его. Пусть дети поиграют. Им не помешало бы немного повеселиться!

Снэк качает головой:

— Ты всегда появляешься здесь, пряча домашних животных в своей одежде?

— Очевидно, да.

Я ставлю Вуки на пол, и он бросается в погоню за детьми обратно на игровую площадку у камина. Он так же, как и они, рад новым товарищам по играм.

Как только дети и Вуки убежали играть, я осознаю, что Снэк не отстранился от наших объятий и кладет руку мне на поясницу, его внутренняя сторона предплечья касается моего бока. Его прикосновения нервируют меня. Он наклоняется и шепчет мне на ухо:

— Я хотел познакомить тебя со своими детьми…

— Эйден и София, верно? — Я поворачиваю голову на дюйм, чтобы целенаправленно чувствовать его дыхание на своем лице. Я ненадолго закрываю глаза и впитываю покалывание, которое оно вызывает, прежде чем добавить:

— Но ты называешь Софию Фифи.

Снэк держится рядом, но, похоже, удивлен, что я знаю имена детей и прозвище Фифи.

— Откуда ты знаешь?

Я не понимаю, почему это его удивляет. Разве он не знает?

Затем его лицо расплывается в широкой зубастой улыбке, когда он понимает, и мы говорим в унисон: