Глава пятнадцатая

Дело техники

— Сэр, — секретарь стоял в дверях кабинета Чарлза Маккью и явно с трудом удерживался от смеха, — агент Гобст просит принять его по личному делу.

Маккью подозрительно посмотрел на секретаря, чувствуя какой-то подвох.

— В чем дело? — нахмурившись, спросил он.

— Не хочу портить вам удовольствие, сэр. Я бы рекомендовал принять Гобста.

Чарлз ценил своего секретаря и завел себе за правило советы его мимо ушей не пропускать.

— Давай его сюда. — На всякий случай он все же говорил строго, не доверяя его веселости.

Секретарь вышел, и перед изумленным фэбээровцем предстал его агент Гобст. Брови Чарлза поползли вверх. Гобст был крупным мужчиной, охотнее таких брали в полицию, а не в ФБР. Под метр восемьдесят ростом, широкоплечий, ширококостный, он любил похвастаться своей силой и не всегда понимал, что позволительно государственному служащему, а что нет. Одет он был весьма прилично, как положено одеваться, отправляясь на прием к высокому начальству, но вот физиономия…

Нос Гобста, и так достаточно крупный, распух до невероятных размеров, демонстрируя все оттенки от малинового до синего. Левый глаз почти совсем заплыл, и когда все-таки его удавалось приоткрыть, было видно, что он налит кровью. Правый — смотрел на Маккью не моргая, но под ним сиял желто-зеленый синяк. Губы были расквашены. Левое ухо распухло и казалось вдвое больше правого.

Опытный глаз Маккью определил, что тяжелых увечий Гобсту нанесено не было, но, несомненно, над физиономией его поработал человек, знающий свое дело. Чарлз смотрел на него, но впечатление от увиденного уже никак не отражалось на его лице. Что-что, а надеть в нужный момент нужную маску он умел.

— Слушаю вас, Гобст, — только и сказал он.

— Сэр, я требую от вас санкцию на арест. — Гобст вытянул руки по швам и пронзил шефа правым глазом.

— Кого прикажешь арестовать, Гобст? — в тон ему задал вопрос Чарлз, отметив про себя, что, пожалуй, именно так повел бы себя в этой ситуации Доулинг.

— Частного агента Городецкого, сэр, — выпалил Гобст, не подозревая, что затронул не ту струну, к которой стоило бы прикасаться, имея дело с шефом. С некоторых пор все, что касалось Андрея Городецкого, воспринималось Маккью под знаком мистической восторженности.