Что-то мне не верилось в такие решения властей. Если уж казнить собрались, то валух бы сам сразу к камере приперся, ухватил бы меня за шиворот да и отволок на эшафот. Или там своих подчиненных заставил бы вынести под барабанную дробь к месту казни. А тут нет, поговорить хотят, вопросы задать. Хотя текст вопросов так и читался моим воображением прямо в воздухе: «Признавайся, откуда ты взялся?!» Еще неизвестно, где кто восседает и в какой дыре меня допрашивать собираются.

«И с другой стороны, куда это мне спешить? Мне и здесь хорошо! – подумал я, усаживаясь обратно и закидывая ногу на ногу. – Мало того, еще и поиздеваться над ними могу!» Что и поспешил сделать:

– А как же обещание поставного кормить меня, чем пожелаю? Уже вроде и ужин давно принести следовало! Долго я ждать буду? Как-никак заработал, вон еще одну картину нарисовал. С ней наш сектор вообще самый главный конкурс по живописи выиграет. Так что, Борей, пусть ужин-то не зажимают. А то у меня уже живот от голода к позвоночнику присох.

От такой наглости Борей только и выдохнул, вращая возмущенно головой:

– Ну ты и…

– Не понял? – возмутился и я в ответ. – Как рисовать – так Миха! А как Миху покормить, то «ну ты и…»! Так нечестно. Я буду гаузам жаловаться. До самого главного у них дойду!

– Ты чего орешь? – прошипел на меня старшина.

– Справедливости требую! Тем более, пока вы старый замок спилите, я бы и перекусить успел.

Упоминание о замке несколько смирило местного представителя власти. Он еще раз попытался ткнуть ключ в замок и с плохо скрываемой паникой забормотал:

– Спилите? Как же его спилишь, если такой никакая ножовка по металлу не берет? Это же номерные замки, которые гаузы выдают на каждую управу только по три штуки.

– Вона как! – подивился я с явным сочувствием. – Крепчайшая сталь и заржавела? Что ж вы их так без смазки запустили? А? Значит, ключ запасной себе даже ленивая Ксана сделала, а вот о сохранности добра позаботиться некому?

После чего мне вдруг в голову пришла сумасшедшая идея. Все равно хуже мне не будет, а последний творческий порыв и тяжкие эксперименты с тринитарными всплесками меня выжали основательно в плане внутренней силы, голод-зверь опять во мне ворочался, грозя жуткими санкциями несообразительному мозгу.

Я встал и отправился к картине со словами:

– Ну, раз условия договора не выполняются, то я имею право свою работу уничтожить. К тому же она мне самому жутко не нравится. Мазня какая-то получилась.

Снял рамку с крепления, подержал на вытянутых руках, словно присматриваясь в последний раз к творению. Тотчас от входа послышалась вежливая просьба:

– Нам хоть покажи вначале.

Все пять лиц старались протиснуться сквозь прутья решетки. Я и на них посмотрел скептически, потом буркнул:

– Да и вам не понравится. – И ненадолго, секунд на пять, развернул картину к старшине и его подчиненным. При этом сознательно еще и попытался создать специальный отблеск-отражение от лампы, чуть покачивая рамой.

Ярко-красные полоски красок заиграли в тот момент словно живые, добавляя лишней правдоподобности страшной по эпическим масштабам сцене.

Затем досадливо цокнул языком и двинулся к единственному стулу: