Он замечает, что один из цветков, на который попала кровь монстра, будто… сожжен, что ли…
Хмурясь, Карлейн делает еще один шаг, и понимает, что ему не показалось. Трава, куда попала кровь монстра, тоже словно выжжена. Облизав пересохшие губы, Карлейн делает еще один шаг, боясь наступить в синие пятна. Он замечает, что дышит через рот.
И вот он в шаге от убитого графом монстра.
Глотает подкативший к горлу ком.
Опускается и срывает цветок, подносит его к телу монстра. Туда, где видны его темно-синие внутренности.
И его предположения оказываются верными — цветок тут же начинает гнить, будто его опустили в кислоту.
Теперь он достает из-за спины болт и касается им крови монстра. С металла поднялась вверх испарина, однако сама стрела не повредилась.
Тяжело дыша, Карлейн решил во что бы то не стало проверить, как кровь этого монстра влияет на человеческую плоть. Ему пришла в голову мысль, что, если его предположения подтвердятся, можно смачивать в этой жидкости наконечники стрел и болтов перед тем, как выстреливать. Если она разъедает кожу и плоть, как сорванный им цветок, то в руках Айронхолла окажется весьма опасное… и редкое оружие.
Внезапно Карлейн понял, что у него появился шанс не просто выделиться и получить награду, но даже вновь увидеть графа, ибо все ордена он вручает лично.
***
Мадам прибывает к лазарету около полудня.
Она, как и всегда, роскошно выглядит и является объектом повышенного внимания всех находящихся в комнате мужчин.
Даже главный лекарь, который с трудом может различить через пелену перед своими глазами даже собственную руку — и тот встречает Мадам широченной улыбкой и полным слюней ртом.
— Мадам! Такая честь! — разводит он в сторону руки, когда она подходит к койке, на которой лежит недавно покинувший этот мир старик.
Карлейн с улыбкой смотрит на пускающих слюни лекарей и стражников. Его поражает, насколько лишает рассудка таких, как они, женская красота. Зачаровывает и обезоруживает.
— Показывайте, — холодно приказывает она, и Карлейн замечает, с каким вожделением молодой лекарь, стоящий между ним и мадам, смотрит в вырез ее декольте. Возможно, она даже видит это боковым зрением, но не обращает никакого внимания. И даже не стесняется.
— Да-да, конечно, — трясет головой старик, словно цыпленок, а затем опускает в металлический стакан такую же металлическую палочку. Затем эту же палочку он подносит к телу мертвеца — и плоть начинает гнить. Не гореть и не обжигаться, а именно гнить. Обращаться даже не в пепел, а попросту растворяться, и края раны становятся черными, словно обугливаются.
— Что за жидкость? — с интересом, и даже неким восхищением задает Мадам вопрос.
— Мы собрали ее из туши того монстра, что был убит этим утром нашим глубокоуважаемым графом, — старик начинает жевать свои высушенные, сморщенные годами губы.
— Она растворяет человеческое тело?