Раздражался он по другой причине…

Даже не раздражался… он попросту бесился. Злился. Но не на нее или Кирилла, успевшего стать ему другом — он злился на себя. За то, что поглядывает на Лиагель. За то, что пару раз подсматривал за ней, когда она купалась в озере. За то, что иногда мечтает, чтобы она рассталась с Кириллом. За то, что порою желает своему другу смерти.

За последний пункт он ненавидел себя больше всего. И каждый раз, когда подобная мысль проникала в его сознание, он уходил подальше от группы, спускал штаны и наносил на бедро очередной порез. Недавно он перешел на левое, так как на правом больше не осталось места.

Он ненавидел и презирал себя.

Тем не менее, пару раз он прикрывал Кирилла от стрелы и трижды спасал ему жизнь. Однажды чуть не умер сам, прикрывая своего друга. И каждый раз он проклинал себя. За то, что в очередной раз спас того, кто мешает ему быть с Лиагель, и тут же за то, что его голову вновь посещают подобные мысли.

И вот сейчас.

В его голове промелькнуло, как он встает и заносит над Кириллом свой молот. А затем смотрит, как его мозги разбрызгиваются в разные стороны. Часть, смешавшись с кровью, попадает на грудь Лиагель. Она даже кричит. Или даже нет… она рада. Рада, что Кирилла больше нет, и теперь она может быть с Бегрифом.

Дворф глотает подступивший к горлу комок, глядя на смеющихся молодых людей.

Осознает, что вновь себя ненавидит.

Проверяет, на месте ли его кинжал, а затем встает с дерева, служившего ему лавочкой.

— Ты куда, чувак? — спрашивает Кирилл. Он использует это странное слово почти с самого начала их знакомства. Он обращается так и к нему, и к Гелегосту (этому вонючему орку), и объясняет это тем, что в его мире так обращаются к друзьям. Правда, к Лиагель он обращается совсем не так, а по имени, хоть и в его сокращенном варианте.

— Да это… — Бегриф замешкался, — надо отлить. Чувак.

— Нормально себя чувствуешь? А то выглядишь не очень.

— Да-да, все хорошо. У костра пересидел, — Бегриф пытается как можно скорее закончить разговор, ибо руки уже начинают трястись. В груди странная ноющая боль, и снять ее может только одно…

Все тут же проходит, как только он наносит порез на бедро. Хвала всем Богам, Кирилл больше не донимал его вопросами и позволил уйти.

Начинает облегченно дышать.

Он уже и сам стал замечать, что порезы с каждым разом становятся все глубже и глубже. Первые царапинки даже общего не имеют ничего с теми ранами, какие появляются на его бедре сейчас.

Теперь он спокоен.

Руки больше не трясутся, и на душе никто не скребет. Можно и вправду отлить.

Спрятав кинжал, дворф пристраивается к дереву и начинает его поливать.