Это было последнее, что Билли запомнил перед тем, как отключился. Когда он открыл глаза, было все еще темно. Он лежал на узкой койке в жилом фургончике, длинном и широком, с высоким сводчатым округлым потолком – в общем и целом похожем на цыганскую кибитку. Сразу за головой Билли были закрытые и запертые на засов двери. В дальнем конце кибитки на небольшом откидном столике горела масляная лампа, и человек, которому приказали его убить, сидел за ним, спокойно тасуя карты. Тишина была жутковатой и абсолютной.

На противоположной стене висела копия старого офорта в элегантной рамке: поразительная гравюра низвергающегося с высоты крылатого человека. Тянущаяся во всю длину фургончика полка была плотно заставлена книгами, вторая, над головой Билли, забита так, что опасно провисла в середине.

Билли заглянул под укрывающее его одеяло. Он был в трусах и фуфайке. В голове тяжело ухало. Кровь с рубашки просочилась на фуфайку, создавая впечатление, что на груди у него государственный флаг Японии. На разбитом колене – тугая повязка, само колено пульсирует низкой, из глубины болью. Билли попытался сесть, но почувствовал, что голова сама падает назад, точно его череп пришвартовали к подушке. Подняв глаза, хозяин увидел, что Билли очнулся, и неспешно собрав карты в колоду, аккуратно завернул ее в коричневый лоскут и убрал на полку у себя над головой. Потом взял лампу и подошел к Билли.

Исхудалое лицо, темно-русые, постриженные почти под ноль волосы. Если не считать формы черепа и длины конечностей, он едва ли походил на мальчика, которого помнил Билли. Телосложение у него было как у морского пехотинца: ни грамма жира, ни следов бодибилдинга, сплошь функциональные мышцы и сухожилия. За годы насилия и изоляции когда-то выразительное лицо старого друга застыло в холодную, жестокую маску. Это было лицо опасного хищника, если не считать глаз: голубые с металлическим отливом, они светились умом и энергией.

– Бред какой-то, Стиви. Не могу поверить, что это ты. – Голос Билли прозвучал хрипло и незнакомо.

– Ага. – В этом слове слышалась толика сожаления. В противоположность лицу и манере голос был неожиданном мягким.

– Мальчишка, который когда-то избивал старост в большую перемену?

Угрюмый взгляд.

– Тебе лучше молчать, Билли. Постарайся отдохнуть.

– Где мы?

– В поле.

– А Пономарь...

Предвосхитив вопрос, хозяин ответил:

– Нас не найдет.

На Билли он смотрел спокойно, почти не мигая, и, казалось, даже не дышал.

– Ты изменился, – задумчиво произнес Билли.