— Давид, я ничего не крала, — смотрю прямо, не отводя взгляда. Мне нечего скрывать. — Если надо, я поклянусь всеми святыми, — не выдержав, говорю звенящим голосом, в котором слышны отголоски зарождающейся истерики. — Я даже не понимаю, о чем идет речь!

Садулаев поднимает руку и нежно проводит костяшками пальцев по моей щеке, покрытой лихорадочным румянцем. Все мое существо трепещет, тянется к его нему, словно цветок к солнцу.

— Все бы ничего, малышка, — хрипло говорит Давид, заправляя мне за ухо выбившуюся из общей массы волос темную прядь, — но я видел собственными глазами. Прежде, чем исчезнуть, ты прихватила с собой не только чек, выписанный моим отцом для юриста, но и проект, на который я положил половину своей жизни, — пугающе холодно заканчивает Давид.

Он грубо разбивает все мои надежды на острые осколки, в отражении которых виднеется моя беспомощность. Зачем он обманывает?! Ледяной мороз в его голосе совершенно не сочетается с мягкими скользящими движениями горячих пальцев по моей щеке. Может быть, я схожу с ума?

«Я так это не оставлю!» — кричит во мне та Мирьям, которую так долго и упорно пытались сломать все, кому не лень.

— Но это невозможно! — мотаю головой из стороны в сторону. — Я никогда бы так не поступила с тобой.

Давид отводит взгляд и мрачно кривит уголок рта. Я не могу отвести глаз от его гордого четкого профиля и гладкой смуглой кожи. А когда черные глаза вновь устремляются на меня, в них отражается самое настоящее дьявольское пламя. Меж бровей Садулаева появляется небольшая вертикальная бороздка.

— Не поступила бы… Черт с ними, с деньгами, но как ты могла сбежать накануне свадьбы, ммм, Мирьям? — мускул на щеке Давида заметно дергается, и мое сердце принимается тоскливо сжиматься и кровоточить.

— Я…

— Не надо, Мирьям. Я уже понял, что не смог стереть из твоего сердца чувства к Максуту, — ходящие ходуном желваки на скулах Давида доказывают то, что ему совсем не просто дается разговор. Он резко сворачивает тему, будто ему невыносимо говорить о младшем брате. — У меня есть весомые доказательства твоей кражи, — волевой подбородок каменеет, красиво очерченные губы поджимаются так, что нет просвета. — Ты знаешь, как я к тебе относился. Неужели ты думаешь, что меня бы успокоили голословные обвинения?

Вбираю воздух в легкие, но ничего не могу произнести. Сердце рвется на лоскуты от несправедливости. Это не правда! Зачем он так со мной?! А зачем приплёл сюда Максута?! А что, если кто-то оговорил меня? Например… отец Давида. Он мог! Садулаев Мансур Шамильвич ясно дал понять, что не хочет видеть в невестках сироту-бесприданницу. Не сдержавшись, всхлипываю и совсем не как леди утираю побежавшие слезы рукавом пиджака, причем его пиджака.

— Пожалуйста, поверь мне! — складываю ладони в молитвенном жесте и темный зрачок Давида, дрогнув, расширяется. — Я даже в глаза не видела ни эти деньги, ни этот проект! Это твой отец сказал? Я, правда, не…

— Я бы тебе поверил, малышка, — обрывает Давид.

В его голосе слышится искреннее сожаление, от которого рой мурашек бежит вдоль позвоночника. Понимаю, что сейчас ничего хорошего я не услышу.

— …но, — красноречиво усмехается Садулаев, — то видео — это факт твоего предательства. Если думаешь, что я все прощу тебе за твои красивые глазки, то ты ошибаешься. Я ещё не решил, что делать с тобой.

— Видео? — повторяю растерянно за Давидом, который выглядит смурнее тучи. — Какое еще ви…

Дверь на балкон отворяется, и я поспешно делаю шаг назад, подальше от Давида. Его рука больше не касается моей щеки и зависает на какие-то доли секунды в воздухе, прежде чем опуститься вдоль тела.

— Давид, дорогой, мне кажется или ты действительно бегаешь от меня весь вечер? — деланно усмехается Камилла, пряча за белоснежной улыбкой досаду и негодование. — О, Мирьям… вы тоже здесь…

— Что ты хотела, Камилла? — обращается Давид к блондинке, пряча руки в карманы брюк.

Садулаев становится таким образом, что я нахожусь за его спиной, словно под защитой. Удивительно, но Давид не выглядит, как человек, чья невеста только что застукала его наедине с другой женщиной. Вижу, как сужаются ореховые глаза, когда Камилла замечает, чей именно пиджак накинут на мои плечи. Поспешно снимаю его с себя и протягиваю дрожащей рукой Давиду. Он спокойно, без слов, вновь надевает его на меня. Хочу возразить, но тут замечаю внимательный взгляд Камиллы, направленный в полутьме на мою талию. Быстрее молнии запахиваю края пиджака и тараторю: