Ванесса

Ванесса находила странным, что за двадцать лет брака с юристом она ни разу не побывала в суде. Сейчас она посещала не все заседания, а только те, которые предлагал Кертис. Она наблюдала за сменой свидетелей: капитан Мастерс, Пол Деррик, капитан «морских котиков», пират по прозвищу Мас, старшина «котиков», который первым поднялся на борт «Возрождения», пилот вертолета, который перенес Квентина на «Трумэн», доктор Альварес, который его оперировал, доктор Хенкок, констатировавший смерть Дэниела, и доктор Кард Аттауэй, эксперт из криминалистического отделения ФБР, который пришел к заключению, что стрельба велась из двух видов оружия. Остальные участники парада – пираты, матросы, следователи, техники и эксперты – ее не интересовали.

Иногда очередные свидетельские показания заставляли вскипеть ее кровь, иной раз ее сердце превращалось в лед, а бывало, что ей приходилось убегать в туалет, чтобы скрыть слезы. Через несколько дней она совсем запуталась и истощилась эмоционально. Показания Пола и учиненный Меган утомительный допрос капитана «морских котиков» и Маса окончательно замутили чистую реку ее суждений. В голове у нее звучал голос Исмаила: «Отходите, или мы пустим их на мясо!» Но теперь ей стала известна подоплека – то, что «Геттисберг» тайком приблизился к пиратам, когда последние пересчитывали деньги. Ее охватила безотчетная ненависть к капитану «морских котиков» и глубокая тревога по отношению к Масу. Что если все было так, как говорит Меган? Вдруг правительство судит не того человека?

Труднее всего было слушать, как врачи с «Трумэна» описывали раны Дэниела. Она так и не смогла себя заставить посмотреть на посмертные фотографии тела, но, судя по тому, как Кертис напрягся, а Ивонна заплакала, зрелище было ужасающее. С другой стороны, она была бесконечно благодарна военным врачам, которые спасли жизнь Квентину. То, чего они добились, вытаскивая ее сына, можно сказать, с того света, было сродни чуду. После допроса доктора Альвареса она встретила его в фойе и обняла.

– Не могу передать, как я вам признательна, – сказала она ему. – Благодаря вам у меня еще остается надежда.

После недели судебных разбирательств она стала проводить больше времени в Мэриленде, чем в Вирджинии. Когда не нужно было принимать пациентов, она оставалась дома, с Квентином и Ариадной. То, что начиналось как трепетная дружба, переросло в настоящий роман: глаза у них были с поволокой, они держались за руки и украдкой целовались. Доктор Гринберг предупреждал ее, что это произойдет, что рано или поздно в Квентине снова проснется сексуальность и он опять станет обычным юношей. Ванесса пыталась не задумываться о том, чем они занимаются, когда остаются одни, но у нее это плохо получалось. Поэтому она следила за тренировками Квентина, плавала вместе с ними и вообще старалась побольше держаться у них на виду, надеясь, что это слегка затормозит развитие их отношений. Она думала, что Квентина это будет раздражать, но, напротив, он почти всегда радовался ее присутствию. Словно раны лишили голоса те участки его мозга, которые заставляли его обижаться на нее.

Зато Квентину не нравилось то, что его исключают из судебного процесса. Он месяцами ждал суда, не только потому, что жаждал торжества справедливости, но еще и потому, что надеялся с его помощью убрать последние белые пятна из своей памяти. Но судья Маккензи запретила ему присутствовать среди зрителей – после того как решила, что он может выступить в качестве свидетеля. Приняв мнение доктора Гринберга о том, что его воспоминания соответствуют действительности, она тем не менее посчитала, что, если Квентин услышит рассказы других, это может существенно повлиять на его показания. Лишь в одном случае она сделала исключение: ему было позволено слушать показания Ванессы. Кертис пытался убедить Баррингтона вызывать Квентина первым, чтобы он мог присутствовать на последующих заседаниях, но обвинитель поступил с точностью до наоборот – поставил его в очереди последним, чтобы произвести впечатление на присяжных. Таким образом, Квентин оставался дома до середины июля, пока наконец не был вызван в суд.

Утром 16 июля они прибыли в здание суда все вместе: Ванесса шла справа от него, Ариадна слева, Кертис и Ивонна позади. На лифте они поднялись на третий этаж и пробрались сквозь толпу журналистов, юристов и наблюдателей к Первому залу. Ванесса опасалась, что какой-нибудь журналист начнет задавать Квентину вопросы, но никто не стал этого делать. Они просто провожали его взглядом и кивали, когда он проходил мимо.

В другом конце фойе она увидела Пола Деррика, он разговаривал с агентами Хьюиттом, Эскобидо и Мэтисоном. Встретив ее взгляд, он едва заметно улыбнулся. Она не встречалась и не общалась с ним с того дня, когда он дал показания. Улыбнувшись ему в ответ, Ванесса почувствовала, как на сердце у нее потеплело. «Я тоже рада вас видеть».

По просьбе Квентина они заняли места в первом ряду. Было видно, что он напряжен, как сдавленная пружина. Она понимала почему, в конце концов, она тоже нервничала, но видеть его таким взволнованным было тревожно. За месяцы, прошедшие после приезда Ариадны, он приобрел удивительную уверенность в себе, стал принимать каждый день таким, какой он есть, и не задумывался о том, чего нельзя было изменить. Единственным источником напряжения в оазисе его спокойствия были провалы в памяти, но даже их он по большому счету сумел отодвинуть на задний план, убедив себя, что его мозг исцелится вовремя, чтобы успеть рассказать присяжным, что он видел в день смерти отца. Однако этот день пришел, а он все еще ничего не вспомнил. Ванесса ощущала разочарование сына как свое собственное.

В десять часов судья Маккензи вошла в зал и заняла свое место.