– Тогда за что вас посадили?
– Мы были честными воинами, – с грустной улыбкой ответил Ким.
– Разве за это сажают? – искренне удивился молодой человек.
– А почему ты здесь? – глаза Кима требовали ответа.
– Я… не могу сказать всей правды. Пока. Поэтому отвечу так: я отказался исполнить волю короля Гордона.
– И тебя не убили на месте? Не пытали? Не уничтожили твою семью? – недоверчиво спросил хмурый Перси, непроизвольным движением трогая шрам на щеке.
– Нет… Меня посадили в яму. Я думал – навсегда…
– Значит, ты им зачем-то нужен, – задумчиво проговорил бывший священник Рубен.
Роберу приходилось поворачиваться от одного к другому. О чём бы ни разговаривали в клетке, здесь ничего нельзя было утаить от других. Такая открытость тоже смущала Робера. Иногда ему очень хотелось одиночества, хотя бы и сырой ямы.
Он резко обернулся к Перси:
– Почему ты спросил о семье? – Спина принца похолодела от страшного предчувствия.
Тот нехотя ответил:
– У Гордона есть привычка – уничтожать всю семью изменника. У меня тоже была семья… Потом меня пытали, бросили сюда. Я умирал. Но меня спасли… Думаю, зря.
– Перестань, друг Перси! Ты ещё пригодишься, вот увидишь! И отомстишь, – пытался подбодрить товарища Ким.
Перси лёг и отвернулся к стене.
Сердце Робера затравленно билось. Как он мог забыть о семье?! Вряд ли у Керока плохо с памятью… Странно, что он не использовал такую возможность раньше. Робер сжал кулаки: видимо, предстоит сделать более тяжёлый выбор. Выбор между жизнью и смертью.
Робер вздрогнул; Ким дотронулся до его плеча.
– Вижу, ты расстроен… Поверь, мы все ненавидим Гордона Лекса. И каждый из нас готов голыми руками убить и его, и всех его сыновей, и прихлебателей. Я верю, мы сможем дожить до священного часа мести! И свободы.
Если бы Ким знал, как Робер виноват перед ними! Случайной, безвинной виной…
Вечером команда Кима расположилась на матрасах вдоль стен клетки, в центр пристроился Рубен, и начал рассказывать истории из своей жизни. Оказалось, бывший святой отец много читал в своё время.