Ардашев оглядел комнату и натянул перчатки, нагнулся, поднял из-под стола конверт. Там же лежало письмо с обугленным краем. Бумага едва тлела. Он убавил фитиль на лампе и надел колпак. Потом поднёс к свету письмо и начал рассматривать.

— Отпечатков пальцев хватает. Стало быть, ловушка захлопнулась. Пожалуй, пора вызывать Поляничко.

Адвокат повернулся к служащему почты и велел:

— Соблаговолите известить полицию, что на городской почте задержан преступник, именовавший себя Слепнем.

Жандарм усмехнулся и сказал:

— И не забудьте добавить, что присяжный поверенный Ардашев и жандармский ротмистр Фаворский изволят кланяться доблестному сыскному отделению.

Служащий поспешно удалился.

— Господа, вы шутите или бредите? — с наигранным удивлением выговорил Степнович.

— Нисколько, Елисей Романович, — ответил офицер. — Доказательств с Эверест. Вы только что без вскрытия конверта извлекли спицей письмо, предназначенное предъявителю определённой рублёвой купюры, то есть Слепню. Поняв, что письмо, как и конверт, обработано средством для проявления отпечатков пальцев, вы попытались его сжечь. Но не могли предположить, что адвокат Ардашев заранее предвидел ваши действия и пропитал бумагу и конверт специальным составом, перед которым даже пламя керосиновой лампы бессильно.

Степнович покачал головой и, выдавив улыбку, парировал:

— Вы, как никто другой, знаете, что вскрытие писем и прочтение переписки — моя непосредственная обязанность. Отчёты я направляю вам раз в месяц вместе с приложенными копиями. Да, не буду скрывать, это письмо меня заинтересовало, и я подумал: а что если господин Ардашев и Слепень сообщники? А почему бы и нет, ротмистр? Разве мало мы с вами узнаём о наших горожанах из их переписки? Кто бы, например, думал, что писатель Абрамов собирает у себя дома ячейку социалистов-революционеров и сочиняет антиправительственные прокламации? Или что настоятель Андреевского храма имеет тайную связь с сестрой губернатора? Не буду перечислять все скабрёзные подробности чужих грехов ставропольцев в присутствии постороннего. А то, не дай Господь, разнесёт адвокатишка по свету, а нам с вами отвечать. — Он пожал плечами. — Да, действительно, я снял колпак лампы, чтобы почистить фитиль, и совершенно случайно коснулся пламени краем письма. В этот момент вы забарабанили в дверь. Я растерялся и бросил письмо под стол. С испугу и не то бывает. Знаете, что я вам скажу? За весь этот сегодняшний плохо поставленный водевиль вам придётся отвечать как перед моим столичным начальством, так и перед товарищем прокурора. По большому счёту вы совершили должностное преступление: нарушили режим секретности и ворвались в кабинет с посторонним человеком во время перлюстрации корреспонденции. Сие не премину изложить с подробностями в служебном рапорте для Департамента полиции.

В комнате повисла неловкая тишина. Спокойная и рассудительная речь Степновича обескуражила ротмистра. Он достал папиросу, чиркнул карманной зажигательницей и закурил.

Ардашев, казалось, совсем не слушал монолог Степновича. Он внимательно разглядывал копировальную машину с помощью керосиновой лампы. Вдруг довольно улыбнулся и сказал:

— На шапирографе видно, что последняя копия снималась с письма горничной Наумовой, где она жаловалась на отставного полковника Первухина. Значит, где-то эта копия лежит. Вероятно, господин Степнович собирал досье на своих будущих жертв и, когда их вина в преступлениях, по его мнению, была доказана, закрывал дело и выносил приговор. Необходимо найти эти материалы, кои и будут прямыми уликами.

— Вы правы, — с облегчением выговорил Фаворский и выпустил в потолок струю сизого дыма. — Без постановления следователя о производстве обыска в домовладении господина Степновича мы не обойдёмся. Но до прибытия следователя в качестве неотложной меры я имею право произвести осмотр данного кабинета, в том числе письменного стола и шкафа.

— Хорошо бы привлечь полицейского фотографа, чтобы снять следы копирования на этой штуковине. Прямая улика. И ещё один важный момент: весьма вероятно, что среди домашних цветов этого господина вы найдёте и болиголов пятнистый, ядом которого и была смазана сырная кнопка, установленная в кресле судьи Приёмышева.

— Вы правы. Я скажу об этом Поляничко.

— Думаю, Владимир Карлович, моя миссия на этом закончена. Теперь все козыри в руках у судебного следователя и агентов сыскного отделения. Позвольте откланяться.

— Не смею задерживать, Клим Пантелеевич. Исключительно вам благодарен.

— Честь имею.