Наша машина вырывается вперед, и я радостно вскидываю руки! Смолин сосредоточен, но я замечаю зачатки самодовольной улыбки, на миг показавшейся милой.
Мы стрелой несемся по трассе! Нас не остановить, мы скорость! Мы — сама жизнь!
Теперь уже окончательно понятно, что победили. Деревья мелькают по обочинам, машина плавно замедляется. Я открываю окно, ловлю растопыренными пальцами колющий воздух. А потом, дразнясь, показываю отставшему неадеквату на белой машине средний палец. Поднимаю руку повыше, чтобы уж точно увидел.
Платон Игоревич хрипло смеется. Я снова ощущаю то самое неловкое смущение, заставляющее опускать глаза и, как в кино, покусывать нижнюю губу. Приходится себя проконтролировать, чтобы не выкинуть чего-то подобного.
Сердце колотится как при беге, торопливо поднимаю стекло. Мы со Смолиным вдруг бегло переглядываемся, совершенно случайно, как обычные люди в момент диалога, и в голове всплывает: «Ничего такой».
Я быстро перевожу глаза на дорогу.
— Так его! А кстати, это кто? — все еще на адреналине выпаливаю весело.
— Эм. Один друг.
— Друг? — Мои брови летят вверх, я поворачиваюсь к Смолину всем корпусом: — Кто ж, по-вашему, враг, если это друг?
Машина тем временем замедляется, мы возвращаемся к обычному городскому вождению.
— Длинная история, Элина Станиславовна. Как насчет того, чтобы оставить случившееся между нами? — улыбается он. На этот раз натянуто, привычно вымученно.
Становится равнодушным, каким был с самого начала. Переживает, видимо, что я солью заезд начальству.
Ни намека на флирт или что-то в этом роде. Ни взгляда, ни интонации... Ох. Внутри печет от утроившегося интереса.
Стоп.
Нет-нет-нетушки!
С ужасом качаю головой. Лучше бы подкатывал, ей-богу! Загадочно-печально-прохладный голос Смолина мгновенно разжег пламя незаслуженной симпатии.
Согреть отстраненного мужика. Доказать, что он хороший и нужный. Спасти любовью. Какой соблазн — снова с размаха на те же грабли, и лбом. Да так, чтобы в ушах звенело пару месяцев.
Ни за что на свете.
Как взрослая женщина, я делаю выводы: симпатии нет, поэтому и думать нечего.
— Это смотря что мне за это будет, — говорю ровно. Без тени кокетства.