Летбридж с неудовольствием покачал головой.
– Между прочим, египтяне стреляли довольно метко. Только в наш «Инфлексибл» угодило два десятидюймовых снаряда. Один пробил борт ниже ватерлинии, отрикошетил вверх от брони каземата, прошёл сквозь палубу и угодил в надстройку, убив лейтенанта Парсонса и плотника. Второй продырявил небронированную носовую оконечность но, по счастью, не взорвался. Боюсь, мы выйдем из этого боя изрядно потрёпанными.
– Увы, сэр. Повреждения корпуса столь серьёзны, что по возвращении на Мальту придётся вставать в док для ремонта.
– Боюсь, Стэнли, очередь будет длинной. Я ясно видел, как в «Монарх» угодила бомба с «Маячного форта» и пробила палубу. Не хочу даже думать, что она натворила в низах.
– Но ведь взрыва не было?
– Не было. Иначе «Монарх» сейчас…
Снова рявкнули шестнадцатидюймовки – на этот раз только в носовой башне. Стэнли, затаив дыхание следил, как чёрный мячик (из-за нехватки обычных снарядов кептен Летбридж приказал подавать к орудиям круглые бомбы, небольшой запас которых имелся в погребах) карабкается по пологой дуге, замирает на мгновение – и устремляется вниз, к палубе броненосца с красным, украшенным полумесяцем, полотнищем на кормовом флагштоке.
Шестнадцать дюймов – это много. Очень много. Такой монструозный калибр нёс единственный броненосец Ройял Нэви – «Инфлексибл». Их было четыре, по два дульнозарядных нарезных чудища весом в восемьдесят одну тонну в каждой из двух орудийных башен. Сорокасемипудовые снаряды системы Армстронга проламывали броневые плиты толщиной в тридцать шесть с половиной дюймов. Палуба же «Мехмед-Мурада» была защищена гораздо скромнее – всего-то три с половиной дюйма железной брони на дубовой подложке. Этого оказалось достаточно, чтобы остановить архаичный снаряд – если бы в игру не вступила капризная дама по имени Фортуна.
Уже не узнать, кто из турецкой прислуги оставил, в нарушение всех правил, люк в бомбовый погреб распахнутым. За такую серьёзную провинность разгильдяю полагались плети (от них в османском флоте никто и не думал отказываться) а то и военная тюрьма – если бы, разумеется, тот остался жив. Но Фортуна распорядилась иначе.
Упавшая на палубу бомба дымя, прокатилась несколько фунтов, на секунду замерла, балансируя в неустойчивом равновесии – и свалилась в распахнутый люк. Стены бомбового погреба были надёжно заблиндированы: морёный дуб и одиннадцать слоёв котельного железа. Такая защита способна выдержать попадание современных конических снарядов но, увы, совершенно бесполезна, когда вражеская бомба
Бомбовый погреб «Мехмед-Мурада», в отличие от погребов «Инфлексибла», был почти полон – к орудиям успели подать всего-то десяток снарядов. И когда бомба, наконец, взорвалась, для каждого из чугунных осколков нашлась достойная мишень.
Несколько мгновений ничего не происходило – и вдруг палуба турецкого броненосца превратилась в действующий вулкан. Фонтан обломков взлетел к синему средиземноморскому небу, за ним вырос столб дыма, пронизанного прожилками жёлтого пламени. Потрясённый Стэнли наблюдал, как броненосец повалился на борт, как реи его окунулись в воду. Новый взрыв, новый клубящийся столб – на этот раз, снежно белый.
– Котлы взорвались. – невозмутимо прокомментировал Летбридж. – А комендоры молодцы, угодили прямо в снарядный погреб. Напомните, чтобы я распорядился выдать всей прислуге отличившейся башни двойную – нет, тройную! – порцию джина.
– Это был один из наших бывших, сэр? – осторожно спросил Стэнли. – Кажется, «Свифтшур»?
– Он самый, мой мальчик. Ничего, у королевы много.
– У королевы много, сэр!
Этой фразой моряки Королевского Флота традиционно провожали погибающие суда.
А кептен Летбридж упоённо продолжал лекцию:
– Как видите, события развиваются именно так, как я и предсказывал. Уцелевшие турецкие броненосцы пытаются маневрировать, уклоняясь от наших снарядов. Но это им не слишком-то удаётся. Сейчас вице-адмирал скомандует поворот все вдруг и постарается сократить дистанцию. Полчаса – и с правой колонной будет покончено.
Тяжёлый снаряд провыл низко над мостиком. Лейтенант невольно втянул голову в плечи.