— Прекрасный, прекрасный дом, — слышала она рокочущий голос Джорджа. — Знаете, этот ваш пожар мог оказаться благословением для него.

Джулия хотела возразить, мол, это не я устроила пожар, но она знала точно, что он был и всегда будет «ее пожаром».

— Я говорю просто с точки зрения дома. Конечно, это трагедия… — опомнился Джордж и сдержанно кашлянул. — Эти старинные фамилии халатно относятся к своим родовым поместьям, — добавил он более бодрым тоном. — Теперь, когда появилась возможность отреставрировать дом и восстановить детали, мы сможем увидеть его таким, как прежде. Во всем его былом великолепии.

— Если мой муж будет в состоянии позволить себе осуществить великолепные планы вашей компании, — сухо заметила Джулия. Джордж резко взглянул на нее, высоко подняв брови, но решил, что благоразумнее будет промолчать. Краешком глаза она заметила приближающегося Феликса. Она знала, что он смотрит на нее, и отвернулась. Он тщательно подбирал обуглившиеся остатки панельной обшивки, и поднявшийся от этого запах горелого ударил ей в нос. Она хотела убежать от этого тошнотворного запаха и от выставляемой напоказ близости между Джорджем и Феликсом. Она с горечью подумала, что в данной обстановке выказываемое ими удовольствие выглядит почти неприличным и что это обычное явление, когда несчастье одних приносит удачу другим.

— Извините меня, — пробормотала она и пошла прочь.

Феликс с мрачным выражением лица посмотрел ей вслед.

Джордж покусывал губы.

— Бог ты мой, что заставило такого человека, как Александр, жениться на ней? Для чего-то другого она бы сгодилась, но жениться…

— Почему он на ней женился, я понимаю, — тихо заметил Феликс. — Но что меня удивляет гораздо больше, так это почему она вышла за него?

За те два-три визита в Леди-Хилл он понял достаточно, чтобы вся его симпатия перешла на сторону Джулии. Он увидел ее образ жизни во время частых отлучек Александра, ее одиночество под обветшалой оболочкой уцелевшего дома, скрашиваемое разве что присутствием ребенка. Джулия была одинока, а она не переносила одиночества. А когда Александр приезжал домой, он был вежлив, но слишком замкнут. Феликс догадывался, что его отчужденность была средством самозащиты и что Джулия нанесла ему какую-то глубокую рану, но он знал также и о попытках Джулии к примирению, и он догадывался, что что-то большее, чем супружеская измена, стоит между ними. Наблюдая за этими двумя, он начал понимать другую сторону жизни Александра и подозревал, что если он сам не заметил этого раньше, то и Джулия могла это проглядеть. Александр был истинным англичанином и аристократом до мозга костей.

Феликс усмехнулся. Летом 1962 года сама мысль о делении на классы казалась нелепой, и вдруг в образе Александра перед ним реально предстала эта проблема во всей своей незыблемости. Александр был воспитан в традициях бережного отношения к чувству собственного достоинства и следования догмам англиканской церкви. В юности он допускал кое-какие отклонения, но когда пришло время, он сделал то, чего от него ожидали, и ждал того же от своей жены. Только его требования были отмечены определенной твердостью. Он сделал Джулию леди Блисс и теперь хотел, чтобы она стала матерью его детей, которая могла бы председательствовать на заседаниях совета жен церкви. Казалось, он не допускал того факта, что Джулия пришла к нему, когда он был еще музыкантом из Челси.

Феликс часто видел понурую голову Джулии, когда она проходила по двору мимо окон. Он хотел бы сделать что-нибудь, чтобы утешить ее, но знал, что это выше его сил.

— Надеюсь, проблемы наших клиентов не повлияют на реставрационные работы, — язвительно заметил Джордж. — А это очень интересная работа. — Он смотрел в окно, пока Джулия не скрылась из виду. — Уверен, что здесь у них был изъеденный молью бархат. Мы могли бы использовать розовый ситец с малиновыми разводами и закорючками.

— Энтузиазм, проявляемый к этой работе, полностью принадлежит Александру, — сказал Феликс. — Отнюдь не Джулии. Но никто не стал бы винить ее в том случае, если бы она возненавидела даже сам вид этого места. — Он чувствовал, что она действительно ненавидит его, и боялся, что никакими акрами малинового ситца нельзя изменить этого факта. — Не рано ли думать о занавесках? Одни только работы по штукатурке и обшивке панелями, возможно, займут годы.

Феликс заметил, что его интерес склоняется к архитектуре и внутренней структуре их проектов, в то время как Джорджа приводило в восторг богатство драпировок и ковров. Это был один из положительных моментов их делового сотрудничества.

Джордж улыбнулся приятелю.

— Понимаешь, я люблю планировать наперед.

Они вернулись к своей работе.

Джулия медленно брела, ощущая солнечное тепло на лице, слегка хмурясь, как будто свет докучал ей. Ребенка уложили спать, и в данный момент она не знала, уехал Александр или находится дома. Но в следующую же секунду она вспомнила. Конечно же, он работает. В беседке, как он это всегда делал в теплую погоду. Подбодренная солнцем и тем, что вышла из мрачной обстановки дома, она подумала, что могла бы заглянуть к нему и предложить чашку кофе.

Александр тщательно старался углубиться в работу. В его голове все время вертелась одна музыкальная фраза, но точная модуляция, которой он хотел добиться, ускользала от него, подобно рыбе, скользящей прочь под толстым слоем речной воды. У него было маленькое пианино, установленное в беседке, и он неподвижно сидел, склонившись над клавишами, бессильно уронив руки.