«2 января 67.
…Все не верится, что “Наука и жизнь” действительно напечатает Цветаеву. Когда они (еще в начале зимы) искали прозу для февральского номера, мне случилось сказать в редакции: “Есть прекрасная проза – МОЙ ПУШКИН Цветаевой. Это лучше детективов. Да только вы не рискнете выложить трех с половиной миллионному читателю такой текст. А меж тем это зачлось бы вам на том свете!”
Виктор Болховитинов, обожавший Цветаеву-поэта, тотчас сказал: “Давай!” Рада Хрущева – поддержала. Игорь Лаговский – тоже… И вот сегодня макет верстки с М.Ц. (и моей маленькой врубкой об ее прозе) уже ушел в типографию.
Такая публикация – просветительство. (А удовлетворение странное, точно незаконно содеял что-то законное и обманно – добро.)
4 января 67 кое-кто в редакции хочет выправить по правилам пунктуацию у Цветаевой. Бедные Ариадна Серг. и Аня Саакянц в ужасе… Конечно, это не пройдет! Но как бесправна единственность перед лицом безликой добропорядочности! И после смерти – даже самой страшной и всеискупающей – Цветаева все еще бесправна перед лицом литературной законности, всю жизнь ее попиравшей.
Однако что уж ее жалеть! Она так насладилась в жизни своим попиранием правил, законов, обыкновений, что, вообще-то говоря, она и литература никогда не будут квиты. Обиженной и неотомщенной всегда будет оставаться литература! И она еще долго будет мстить М.Ц….
30 января 67.
…Прорезывается второй повод для просветительской гордыни: сегодня по моему настоянию прочитал «Наталью Гончарову» Цветаевой гл. редактор «Прометея» Юр. Ник. Коротков – прочитал и без колебаний сказал, что дает ее в 6-й книге альманаха! Ариадна Серг. не поверила, а я верю…»
«Наталья Гончарова» в альманахе «Прометей» была напечатана в 1969 году.
А в журнале «Москва» в 1967 году появился еще и «Пленный дух» об Андрее Белом. И в том же году в «Литературной Армении» – первое воспоминание Ариадны Эфрон о матери, блистательно написанное эссе о встрече Марины Ивановны с Аветиком Исаакяном. А затем в 1973 году в Ленинграде в «Звезде» – воспоминания ее же, Ариадны Эфрон, в которых она использует свои потрясающие детские записи[219].
Теперь Марина Цветаева становилась известной уже широкому кругу читателей!
И в Тарусе, на 1-й Дачной улице у дома № 15, все чаще и чаще стали останавливаться прохожие, и не только останавливаться, но и без спросу отворять калитку и по узенькой тропке подходить к дому с мезонинчиком. И чем дальше шли годы, тем все больше и больше становилось этих добросердечных, но непрошеных посетителей, знакомых и незнакомых. И в каждом письме из Тарусы, кому бы эти письма ни писались, – обязательно поминаются гости!
«Еще одна казнь египетская этого лета – гости, во-первых, живущие по соседству, постоянно “заглядывают”, во-вторых, и приезжих случается довольно и более чем довольно!..»
«Благодаря минувшему жаркому июлю, – наплыв московских гостей (среди них ни одного Садко!) на Тарусу. Весь месяц я провела за двумя, вернее, над двумя неугасимыми керосинками, жаря, паря и варя на 30 ладов все ту же картошку, пытаясь накормить и обиходить родственников и неродственников, знакомых своих и знакомых своих знакомых…»
«И так покоя нет… Недавно навалилась экскурсия каких-то (Адиных же) нетрезвых дипломатов с женами – посмотреть “дом Цветаевой”. Один из них твердил: «Неужели здесь жила гениальная женщина, написавшая “Бабушку”…»
Случались, правда, истинные почитатели.
«Вчера в гостях у меня была экскурсия симпатичных ленинградских старшеклассников, путешествующих по литературным местам. Пришли поговорить о Цветаевой, которую знают не только по голубой книжечке и Тарусским страницам, но и… по зарубежным публикациям, вот как! Беседа прошла на уровне».
А зимой в Москве Аля любила рассказывать всякие смешные истории об этих летних почитателях Марины Ивановны. Вот некоторые из них:
…Шел дождь. Аля увидела в окно, как по тропке к дому гуськом направляется целый отряд пионеров в полном походном снаряжении: рюкзаки за плечами, палатки, котелки, топоры. Все сваливают у крылечка, приминая цветы, и вваливаются в дом. И деловито заявляют: «Мы хотим послушать про Марину Цветаеву!» – «Кто это мы?» – спрашивает Аля. «Романтики!» – отвечают хором и, шмыгая носами, мокрые от дождя, усаживаются на полу без приглашения. «А что вы читали Цветаевой?» – спрашивает Аля. «Ничего». – «А что вы хотите знать?» – «Все!» – отвечают. Аля пытается что-то им говорить, что-то читать, что полегче, понятнее, но видит – им скучно и совсем неинтересно. Они устали, промокли, а от печки идет тепло, и они начинают дремать…
А то пришла группа из дома отдыха. «Здесь, значит, жила известная…» – «Нет, не здесь, а как раз на территории вашего дома отдыха». – «Н-да. И – писала?» – «И писала». – «Писала, значит… А нельзя ли у вас сирени купить? Такая красивая сирень!» – «Я не продаю. Могу подарить». – «Да? Не беспокойтесь, пожалуйста! Мы сами наломаем!»