Герцог резко повернулся к Греко и тот смутившись, пролепетал:

— У нас же мало пороха. Не лучше ли бить наверняка?

— Мне нужен один удачный выстрел на такой дистанции, — прошипел Онорато, — всего один выстрел. Они должны увидеть…

Он всё это спланировал заранее и вовсе не случайно ждал здесь, в Эгоспотамах. Лучше было бы остаться южнее, на линии между Сестом и Абидосом, в самой узкой точке Геллеспонта, где афинянам с их восемью десятками триер было бы ещё сложнее маневрировать. Но герцог знал, как важны для эллинов символы и знамения. Именно здесь нужно снова унизить Афины. Когда-то, совсем недавно, он восхищался этим городом, но судьбе было угодно, чтобы Афины стали врагом.

Судьбе? Ведь ещё недавно сказал бы, даже подумал иначе. Господу угодно. А теперь судьбе…

Эта мысль заставила его вздрогнуть. Он бросил взгляд на артиллеристов. Правая пушка ещё не готова.

— Левая, огонь!

Ядро снесло окрашенный охрой акростоль[77] "Парала" и оторвало голову одному из эпибатов в двух шагах от Фокиона. Наварх отшатнулся.

— Боги, да что же это?!

— Господи…

Онорато прикрыл глаза и опустил голову. Он молился, чтобы теперь всё закончилось. Они увидели. Пусть теперь остановятся. Пусть бегут. Он позволит им уйти. Все увидели.

Каэтани снова поднял взгляд.

Они не остановились. Они всё ближе.

"Прости меня, Господи…"

— Пятьдесят саженей! Меньше!

Онорато с лязгом закрыл забрало.

И грянул гром, коего ещё не слышала Ойкумена. Гром, что даже самого Астрапея[78] поверг бы в ужас. Неописуемый словами грохот. Раскатистый, долгий, ибо пушки ударили не залпом. Не меньше половины минуты прошло между первым выстрелом и последним. Галеры христиан заволокло густым чёрным дымом, а на передовых триерах афинян взметнулись фонтаны щеп.

— Боги… — прошептал Мемнон.

— А-а-а-а!!! — орал Харес. Он стоял на коленях и смотрел на своё левое плечо, где мгновение назад была рука, а теперь бил алый фонтан.

— Помогите! Помогите кто-нибудь! — стонал Фокион, сжимая в руках безжизненное тело Ктесиппа. Из шеи юноши торчала щепка длиной в локоть. Кровь заливала белоснежный льняной панцирь старика.