Там теперь, как и до финала битвы при Курциолари, верховодит де Коронадо. Эти галеры составили баталию.

Каэтани возглавил авангард из галер покойного ди Кардона. Эти самые потрёпанные и латать их в Пидне пришлось основательно.

Самой удивительной частью их пестревшей всеми красками флотилии оказался арьергард. Там шли пять триер наварха Амфотера. Глядя на них, христиане посмеивались и изощрялись в вышучивании сей грозной силы, но Каэтани понимал — Антипатр присоединил эти корабли к походу скорее ради того, чтобы иметь свои глаза и уши подле странных пришельцев, ценность которых ему пока что представлялась неочевидной.

Грозная сила, да… Ну что ж, похоже, уместно именно на этом и закончить.

Каэтани обмакнул перо в чернильницу и вывел:

Вчера мы сделали стоянку на Лемносе и Демарат, пообщавшись с местными, сообщил новости — афинский флот, числом около полусотни триер проследовал в Геллеспонт примерно за десять дней до нашего появления. Сия весть произвела большое впечатление на Амфотера. Уж не знаю, от чего он побледнел сильнее — от очередного подтверждения моего "пророческого дара" или от осознания сил противника. Ещё в Пидне пришли вести от царя — в Пропонтиде ему уже противостоит флот наварха Хареса, до трёх десятков триер. Небольшой царский флот, что участвовал в успешном ограблении афинского хлебного каравана, теперь снова загнан в Пропонтиду и стоит в не самых удобных бухтах, ибо не решается противостоять Харесу.

Что же будет по прибытии Фокиона? Ну, насколько я помню, до битвы у них дело так и не дошло, однако об этом я умолчал, да простит мне Господь эту хитрость.

Даже мои офицеры с тревогой ждут столкновения с врагом, не говоря уж о Демарате с Амфотером. Те после вестей о силе врага открыто усомнились в успехе предприятия. Мои же люди ещё не видели в бою эллинские корабли. Всех нас пугает неизвестность. У страха, как известно, глаза велики и даже мой аргумент, что у противника нет ни единой пушки, успокоил далеко не всех.

Шутка ли — четырёхкратное превосходство противника в кораблях. Ну что ж, посмотрим. Отступать нам просто некуда.

Каэтани убрал руку с листа, дабы не посадить случайно кляксу. Задумался, прикидывая, что ещё влезет. А потом решительно макнул перо в чернильницу и написал завершение:

Господь — Пастырь мой; я ни в чём не буду нуждаться:

Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох — они успокаивают меня.

Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена.

Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни…

Вот и всё. Точка. Каэтани отложил перо. Коснулся пальцами лба, груди, левого и правого плеча. Прикрыл глаза. Поистине, хорошо сделано. Хватило бумаги. Псалом вписан точь-в-точь, разве не знак это свыше?

Ну что, перевернём страницу?

В дверь каюты постучали.

— Почтенный Онорато? Проходим устье Скамандра.

Голос Демарата заставил Каэтани встрепенуться.