— А ведь и верно, — буркнул Франсиско Переа, — случайные люди. Если бы Коронадо был чуточку решительнее…

— Захлопни пасть, Переа, — рыкнул Хуан Васкес, — я, в отличие от некоторых, помню про свой долг.

— Да какой долг? Мы тут уже никому ничего не должны, — возразил Риваденейра, — даже Господу Богу.

— Не богохульствуй, несчастный, — одёрнул его отец Себастьян, но как-то не очень уверенно.

Подобные разговоры изрядно умерили всеобщее воодушевление от достижения цели. Люди снова стали задумываться, а дальше-то что? Ко всему прочему уныния прибавила смерть ди Кардона. Командир христианского арьергарда больше месяца цеплялся за жизнь, но одолеть костлявую так и не смог. Там, это было бы рядовым событием. Все понимали, что с такими ранами выкарабкаться чрезвычайно сложно. Но это там. А здесь в смерти капитана многие увидели некий, не сулящий ничего хорошего знак.

Впрочем, все эти разговоры остались за спиной герцога. Он спешил в Пеллу с таким воодушевлением, с каким родственники Хуана Васкеса не искали Эльдорадо в Вест-Индии.

Демарат позаботился о лошадях, Сополид вызвался сопроводить. Вот тут и открылось, что за встречу с мечтой придётся расплачиваться непрерывно, в том числе и в мелочах. Например — стёртыми ногами и отбитой задницей. Как оказалось, менее всего неудобств от езды верхом без седла и стремян испытал Никита. Как объяснил герцогу его товарищ, сын боярский с детства к такому имел привычку. А вот Фёдору пришлось хуже всех. Он и в седле-то едва держался.

Поначалу герцог вообразил, будто облагодетельствует местных, поведав им об удобстве сёдел и стремян. Но для того, чтобы впечатлить Антипатра и других вельмож рыцарским ударом, потребны рыцарские кони, дестрие. И в привычном Онорато мире немногие лошади могли претендовать на это звание, а здесь и подавно. Те, которых им предложили еле-еле дотягивали в холке до пятнадцати ладоней.

"Но Букефал-то наверняка крупнее!"

Зрелище укрощения Сополидом упрямого гнедого, навело Каэтани на мысль разрешить давнее книжное противоречие, и он направился к Демарату.

— Скажи, пожалуйста, почтеннейший, верно ли, будто именно ты подарил наследнику могучего быкоглавого коня? Или его продал фессалиец Филоник? Меня давно съедает любопытство.

Демарат и Антипатр переглянулись. Лица их вытянулись от удивления.

— Я? Причём здесь я? Филоник продал… — рассеянно ответил коринфянин, — но как ты… откуда?

Герцог перевёл взгляд на Антипатра. Тот нахмурился.

— Полагаю, почтенные, пришло время объяснить некоторые мои… познания. Боюсь, вы вряд ли мне поверите на слово, но надеюсь, что смогу доказать свою правоту.

— Что-то мне подсказывает — говорить надо не здесь, — сказал Антипатр, косо посмотрев на линкестийцев.

Каэтани кивнул, окликнул своих спутников, и все они направились обратно во дворец.

Иппофорбион располагался за стенами города, у северо-западной его оконечности. Пелла, вторая столица Македонии, прежде звалась Боуномея и построена была фракийцами-боттиями на острове Факос, лежавшем на озере Лудий. Берега озера были сильно заболочены, и посреди этих болот высился одинокий холм — естественная крепость. Сюда из священных Эг перенёс свою столицу царь Архелай, изгнавший боттиев.

Дворец-цитадель построили на вершине холма, сам город раскинулся у подножия, на южном склоне. С дворцом он соединялся длинным, почти в стадию, портиком на фундаменте выше человеческого роста. Оканчивался портик внушительными вратами-пропилеями. Попасть во дворец можно было не только этим путём, имелись и тайные ходы, но Каэтани их, разумеется, никто не спешил показывать.

В портике процессию догнал громкий перестук копыт. Раздался окрик: