— Что-то они не спешат ничего решать, а между тем дела на Кипре идут совсем скверно.

— Вам-то что до того? — удивился Паоло, — пусть это беспокоит венецианцев.

— Да как ты можешь говорить такое?! — вспыхнул госпитальер, — агаряне льют христианскую кровь, а братья Ордена Святого Иоанна Крестителя должны отстранённо взирать на это? Вот из-за таких разговоров нас и бьют.

— Не кипятись, — примирительно поднял руки Паоло, — меня всего лишь возмущает то обстоятельство, что эта встреча для Светлейшей должна быть более важна, нежели для Ордена, а между тем ждать приходится тебе.

— Кто знает, что могло его задержать, — пожал плечами рыцарь, — та же погода.

Он зябко поёжился. Зимний ночной бриз пробирал до костей. Сиракузец, одетый в плотный испанский хубон с "гусиным чревом" набитым хлопком, в отличие от рыцаря не мёрз и явно не спешил вернуться в гостиницу.

— Ты не идёшь спать? — поинтересовался госпитальер.

— Нет. Я имею настроение прогуляться.

— Пойдёшь в кабак? — неодобрительно спросил рыцарь.

— Ну почему сразу в кабак? Прогуляюсь в благопристойное заведение, дабы скоротать вечер за игрой.

— Паоло, ты когда-нибудь доиграешься, помяни моё слово.

— Что ты здесь видишь предосудительного? Я же не в кости играю. Шахматы — благородная игра, одобряемая Его Святейшеством. Или ты решил быть святее Папы?

— Но ты же играешь на деньги.

— Ну и что? Не все получают хлеб насущный за просто так, как некоторые братья рыцари.

— За просто так, значит… — усмехнулся госпитальер и добавил, — а ведь тут едва ли сыщется для тебя достойный соперник, так что игра получается совсем нечестной.

— Нечестная игра, это когда кости свинцом утяжеляют и подкидывают из рукава, — отмахнулся Паоло.

Рыцарь более ничего не возразил. Они уже собрались распрощаться, как их окликнули.

— Сеньор Бои? Вы ли это?

Сиракузец обернулся на голос. Из темноты в освещённый фонарём круг выступили трое. Двое мужчин и женщина.

Первый муж красовался огненно-рыжей шевелюрой и лопатообразной бородой, доходившей до груди. Он был одет по венецианской моде в роскошный джуббоне с пышными рукавами и меховым воротником. На груди толстая золотая цепь, на голове бархатный берет, а у бедра на богатой перевязи висела столь любимая в Венеции скъявона, "славянка", легко опознаваемая по корзинчатой гарде. Лет мужчине на вид было около сорока, так же, как и Паоло.