Ага, рваный тут типа ровный или правильный. В остальном все как и везде.

— Борис.

— Чижик я, а это Груш.

Я покосился на здоровяка, — Он че, сам не говорит?

Детина выдал глубокомысленное — «Гы-гы», опустил дубину. Подняли открытые правые ладони. Все верно мальчики тут так здороваются. Краба никто не жмет, это же камни соприкоснутся, а это вещь довольно сакральная. Посветил в ответ своей, не убудет.

— Чижик, третьему скажи, чтобы вперед вышел. Рваные пацаны за спиной не стоят.

Голос за спиной хриплый, простуженный, стеганул, как плетью, — Эй, ты че сказал, что я не пацан?

Глаза обоих гопников выдали, этот главный, и они просто прилипалы. Опасный голос. Не шакал, который пасется на падали. Это хищник, которому нужна кровь.

Ответил ему спокойно, — Ты кто такой? Я тебя не знаю.

Третий подошел вразвалку. Крепкий, коренастый, бритый наголо, опять же не старше двадцати, а фиксы во рту железные. Поднял ладонь. Молчим, ждем, улыбаемся. Пришлось повернуться спиной к первым двум. Угрозы пока не ощущаю, но это может измениться в любую секунду.

— Тебе что, поздороваться западло?

— Я тебя не знаю, может ты не пацан рваный, а… — легкая усмешка с намеком.

— Ты че, меня пидором назвал?

— Я тебя не знаю.

— Ты че, твою мерзость, совсем берега попутал?

А вот мерзость — это зацепка, есть догадка, что этом мире слово более емкое, чем синоним гадости.

— Ты че во мне мерзость увидел? — можно переходить в атаку, — Обоснуй! — жидкие тут гопники на базар, то ли практики мало, то ли для этого особый навык качать надо.

Поперхнулся главарь, нахмурился, — Просто…

Теперь я тебя не отпущу, — Зачем просто, надо по существу.

— По существу не увидел, мерзость между словом.