Как вдруг — удар, от которого у неё потемнело в глазах. Однажды она со всеми своими медицинскими бумагами забежала к знакомому врачу, русскому старику, эмигранту с далёких времён. Врач, внимательно всё просмотрев, с холодным ужасом сказал ей, что ей удалили целый орган — без которого, конечно, можно, скрипя, жить, но удалять который вовсе не было необходимостью.
Первые минуты Люба не могла прийти в себя и просто не поверила в то, что сказал ей старик. Но он объяснил:
— Дитя моё, вы ведь здесь давно, как же вы ничего не знали?! Об этом ведь даже пишут в газетах, но ничего при этом не меняется. Врачи здесь — мощная, богатейшая организация. По крайней мере, образованные американцы знают: с врачами надо быть настороже, консультироваться с несколькими, прежде всего когда речь идёт об операциях. Операции здесь стоят огромных денег, и врачи заинтересованы в том, чтобы оперировать по любому поводу.
— Боже мой, но я же ничего, ничего об этом не знала, — бормотала Люба, чувствуя, что от ужаса и от какой-то тучи сверху всё холодеет внутри и какая-то чёрная рука сжимает горло.
— Сейчас всё бесполезно. Абсолютно всё. Видите, вы подписали эту бумагу — и по ней дали врачу большие права. Любой суд его оправдает… Да и до суда не дойдёт.
— Какие права, я же ничего не знала… — Люба заплакала. — Я привыкла так доверять врачам! В Советском Союзе мне и в голову не приходило, что подобное может быть…
— Бедная, бедная, — говорил старик. — Если бы вы сразу ко мне обратились, я бы вас предупредил, без всяких денег.
— Но я же всегда думала, что врачи делают только то, что лучше для больного. Ведь они же дают клятву… Я им доверяла, как своей матери…
Старик с жалостью посмотрел на неё. Он подробно объяснил ей всю её ситуацию, успокоил её, как мог, сказал, что надо делать, как теперь следить за собой, чтобы жить нормально. Люба всё время чувствовала, что какая-то необъяснимая чёрная туча надвинулась на неё, но старый доктор под конец как-то вселил в неё силу духа.
Поздним вечером Люба возвратилась домой. И тогда они вдвоём с Генрихом поняли: произошло что-то бесповоротное…
Почти в то же время с врачами пришлось иметь дело и Андрею. От нервов, от постоянного стресса у него стало пошаливать сердце — обычная история среди эмигрантов, но не только среди них.
Толстый врач автоматически, не издавая ни одного звука, прописал лекарство. Вечером у Андрея разразился сердечный приступ. Дрожащим голосом Лена вызвала скорую — и сразу в больницу (университет обеспечил хорошую страховку). Оказалось, что, выписывая лекарство, врач ошибся в дозировке…
Потом, после выздоровления, Андрею объяснили, что врачи здесь потеряли способность понимать больного как целостный живой организм — всё делается механически.
На другой день после окончания всех мытарств Круговы поплелись к этому же врачу. Лена в бешенстве стала кричать на него. Толстяк вдруг оживился и грубо оборвал Лену, сказав, что она своей истерикой нарушает спокойствие в приёмной.
Покорно Андрей смотрел, как доктор переписывал рецепт, давая меньшую дозу.
Прошло ещё некоторое время. Лена стала чаще ездить в русский монастырь — иногда одна, без Андрея. Он оставался тогда на уик-энд один и писал роман для своего американского издательства или пил.
В монастыре они с Леной узрели даже своего старого знакомого, который грешил наркоманией в Москве, вырвался в свободную Калифорнию, чтоб наркоманить свободно, но, увидев «свободу» и познав её, круто решил, что единственный возможный путь — разорвать всё, что связывает с этим миром. И ушёл в монахи…
…Андрей с ужасом видел, что у Лены начинается тоска и она, естественно, ищет спасения, облегчения, поддержки в этих поездках в монастырь. Он знал, что это такое, и знал, что ни самые близкие люди, ни даже церковь не помогут, если начнётся «это», то есть необоримая, непроходимая тоска, которую можно испытать только вне родины. И именно у русских это бывало в крайней степени. Конечно, в крайней степени — у немногих, у тех, кого захватило. Почему захватывало именно одних, а не других? Никто не знает… Есть маленькая точка во всём этом бесконечном мире, и эта точка — Родина, Россия. Все космические силы для тебя сконцентрированы в ней. Ты в ней родился — значит, само твоё существо выражается в ней. Счастливы те эмигранты, которые жили этим и надеждой на конец страшного русского Рассеянья…
…У Андрея тоже была надежда, что у Лены это не так обречённо, что она сильна духовно и что и Родина, и Бог внутри неё не дадут воли тоске… Но вместе с тем он знал, что человек так таинственно и сложно устроен…
И в такое время — после одной лекции — к нему подошёл человек… Андрей сразу узнал его: то был его «Мефистофель», «Большой брат», шеф «секретного отдела психологической войны», «король мрака», Рудольф.