Глава 10

Трое суток я лежал пластом, прилагая неимоверные усилия, чтобы заставить себя подняться и сходить по естественным надобностям, коим плевать на состояние организма, они есть и все — ничего тут не поделаешь. Тело напоминало желе, отзываясь на каждое движение мерзкой, саднящей, раздражающей болью. Дурной мозг, позволивший мне влезть во все это, казалось, готов вытечь из дурной головы. Мозг дурной, голова дурная и сам я дурак в н-ной степени. И ведь догадывался, что ребятки нам противостоят непростые. Но что они будут буквально увешаны артефактами и все поголовно вооружены таким же оружием, даже предположить не мог. Все факты, вся информация, которая поступала ко мне, утверждала, что такая амуниция баснословно дорогая. Не всякий род может себе позволить так экипировать свою гвардию. А тут наемники. Это кого же против нас выставили⁈ И кричали они не на знакомом мне словенском — языке княжества, а каком-то другом, незнакомом. Пленного бы захватить, допросить, да заодно язык выучить. Но я сейчас без посторонней помощи ложку до рта кое-как доношу, и то половину содержимого расплескав в процессе, а уж о чем-то серьезном и речи идти не может.

Еще смутно припоминаю, что гостьи пытались со мной поговорить, о чем-то расспросить. Особенно усердствовала старшая княжна. Но были мной посланы. Надеюсь, не в очень грубой форме и не очень далеко. А впрочем, плевать. Обиделись, и хрен с ними. И вообще, надо девиц как можно скорее возвращать папашке. А то что-то не нравятся мне их взгляды. Они что, во мне добычу увидели? Свят, свят, свят! Храни меня от этого все Боги Вселенной! Я стар, опытен и все такое прочее, но против стихии не потяну. А женщина, вбившая что-то в свою милую, прелестную головку, подобна самому разрушительному торнадо. На пути к цели ее не остановит ничто. Только смерть. Или новая цель. А тут кроме меня и гвардейцев, которые априори у их светлостей, или как тут величают княжон, интереса вызвать не могут, никого нет. А кстати, действительно, как титуловать-то моих попутчиц? Что-то я этим вопросом не заморачивался. Вроде, гвардейцы называли на «ты» и «княжна». Но они ближники, такое вполне допустимо даже с монаршими особами. Хотя, тоже плевать. Это я просто не хочу предаваться размышлениям о глубине того самого места, в которое я вляпался и погружаюсь все глубже и глубже.

А подумать есть над чем. И вообще, мне надо в Кочки, к Фроди Сигурдовичу… Что-то мне его имя напоминает, никак не могу понять что? Будто был у меня когда-то хороший знакомый с таким именем. Впрочем, это тоже не важно. Главное разобраться насколько все серьезно и как выбраться из создавшейся ситуации. Желательно с прибытком, в который верится все меньше и меньше. Информация о Шаховских уже, судя по всему, не актуальна. Про Лакапиных Бежецикие и так наверняка уже знают. Остается только вернуть счастливому главе рода потерянных дочерей, но и тут все не просто. До него еще добраться надо, да и оказанная уже услуга ничего не стоит. А держать девчонок заложницами, пока их батюшка со мной не рассчитается, я сам не стану. Чем я тогда от тех же рабовладельцев отличаться буду?

На четвертый день мне стало лучше. Проснулся свежим и относительно бодрым. Пропала тяжелая муть в голове, перестали трястись руки и ноги, да и энергоканалы, хоть еще и побаливали, но уже вполне терпимо. Зато, в подтверждение истины, о том, что нас не убывает, делает нас сильней, почувствовал существенный прирост контроля маны. И только сейчас я вдруг понял, а ведь местные от такой нагрузки выгорели бы! Они же используют внутренний источник, прогоняя ману через себя, тем самым формируя нужный им результат. Оттого, бывает, при перенапряжении источник разрушается. То-то девочки так жалостливо на меня смотрят. Они думают, что я выгорел. Только я-то использую контроль и манипулирую маной во внешней среде. Тут так не умеют. Полистал я нужные книжки, пока в Кочках дурью маялся. А вы что думали, я только с Агнией кувыркался? Я и про дело не забывал. Книг накупил, почитал кое-что. Карту мира изучил. По истории поверхностно пробежался. Думал серьезней заняться изучением, когда Зоряну родственникам сплавлю, а вместо этого еще одну княжну себе на шею посадил, с двумя архаровцами.

И наемники никуда уходить не собираются, все рыскают по пещерам, ищут вчерашний день. Угол, где я устроил вход в свое убежище, только рентгеном не просветили. И то, потому что его у них не было. Ну а что, глупо было бы надеяться, что никто не заметит странное марево у одной из стен. Полдня три каких-то отвратительных типа с гнусными рожами, пытались прожарить, заморозить, расстрелять, забросать камнями, можно сказать, дверь в мою квартиру. Ничего, я их запомнил. Они обязательно умрут. Потом. Когда я подготовлюсь и наберусь сил. Прощать такое варварское отношение к моему дому я не собираюсь. И плевать, что они никак ему не навредили и по определению навредить не могли, я вообще не знаю, что может разрушить эти апартаменты. Но ведь намерения имели? Имели! Значит виновны! Приговор окончательный и обжалованию не подлежит! А вот собрались бы, и ушли подобру-поздорову, сразу, как нас потеряли, простил бы. А теперь — нет. Не прощу!

— Нам надо поговорить, — Рогнеда поймала меня, когда я чистый, распаренный, расслабленный и почти счастливый выползал из ванной.

— Надо — говорите, я-то тут при чем, — решил, используя древний анекдот, ускользнуть от любопытного и пылающего решимостью узнать ответы на все вопросы взгляда. Не тут-то было. Княжна, извернувшись змеей, заступила мне дорогу. Никогда! Слышите, никогда! Не пускайте женщину в дом, если не хотите, чтобы она осталась у вас навсегда! Через час она наденет твою рубашку, через два, переложит по-своему твои вещи, через три — переставит мебель. Через четыре она уже здесь хозяйка, а ты прислуга. Хотя нет, погорячился. Этот момент наступает вместе с надеванием рубашки. Интересно, а халат можно считать за рубашку или нет? Еще через какое-то время она с ногами забирается в твою душу и устраивается там поудобней, свернувшись там теплым уютным клубочком. Ты не замечаешь, как рядом появляется еще один поменьше, второй, третий… Твоя жизнь наполняется счастьем, теплом и радостью. А потом ты уходишь на перерождение, и с тобой остаются только пустота и боль, которую очень долго лечит единственный доктор — время. И лечит так себе, если честно.

­– Я серьезно.