После нашей встречи с Альбертом меня стала грызть совесть. Мне было ужасно стыдно, что это именно из-за меня он должен сейчас спасать свою невесту. Раньше я люто ненавидела Амель за то, что она сделала. Я не могла простить её, даже понимая, что она творила свои злодеяния, будучи заколдованной.

Волшебное зеркало лишило её способности любить, оставив только ум, но одного ума слишком мало. Главное качество человека, скрыто в самом его названии. Оно не связано с какими-либо особыми умениями. Всё дело в человечности.

Будто в насмешку, или в назидание, великие боги поставили теперь меня в такое же положение, в каком была Амель. Я начинала её понимать. То, что творило ожерелье, не имело к моей воле никакого отношения, но сделать с этим я ничего не могла. Прямо как аскарская принцесса, я совершила опасное колдовство, которое теперь непонятно как снимать.

Мне повезло, мои друзья были добрее, и смогли меня простить. Им было достаточно одного глупого оправдания, звучавшего наивно и неубедительно. Так же кричат дети, сломав любимую мамину вещь: «Это не я! Это всё Шершех!». Противный голосок в моей голове шептал:

«Остаётся только надеяться, что королю Вальгу, отцу Амель, тоже хватит снисходительности простить тебя, списав всё на Шершеха».

Рональд безжалостно подгонял лошадей. К концу третьего часа пути я перестала чувствовать отмёрзшие пальцы. Спину начинало ломить, а то, что пониже её, натёрло седлом. Это сделало дальнейший путь мучительным. Я охрипла, пытаясь уговорить Рональда пройтись хоть немного пешком. На его месте сдался бы любой менее целеустремлённый человек. Рональд держался, и будто не замечал моего нытья, безжалостно его игнорируя. К слову, его пальцы были такими же белыми, как и мои.

А после обеда, которого у нас не было, небо осветила вспышка, и зарядил ледяной дождь. Капли шлёпали по моему капюшону и скатывались с него, как с капустного листа. В этот момент я испытывала невероятную благодарность к Ягоде, сделавшей меня водостойкой. Рональду повезло меньше, он водостойкостью не обладал. Чёрный дорожный костюм давно промок, вода стекала ручьями по налипшим на лицо волосам, полы плаща схватились льдом.

Первое время из Рональда шёл пар, но потом тело остыло настолько, что вода перестала испаряться. Его губы посинели, взгляд остекленел, он весь мелко подрагивал и угрюмо молчал. Сейчас он был таким же грязным, как аскарская принцесса в день прибытия в Альмагард, и куда более замёрзшим.

Рональд мужественно сносил это внезапно обрушившееся на нас испытание, и всё так же прямо держался в седле, напоминая печального рыцаря, обречённого скитаться по свету в поисках правды, и не способного склониться ни перед соперником, ни перед бушующей стихией. Даже сейчас он был красив и благороден. В очередной раз я поняла, как сильно его люблю.

Я замолчала, хоть и казалось, что уже примёрзла к седлу. Рональду наверняка было хуже, чем мне, и дальше канючить было совестно. Ничего не оставалось, кроме как дожидаться, когда это путешествие наконец-то закончится.

Прошли ещё три часа. Начало темнеть. Ни город, ни место силы так и не появились ни за первым поворотом дороги, ни за вторым, ни за пятым, ни за десятым, и это было страшно. Сомнений не оставалось, что мы заблудились.

Если бы не дождь, у нас была бы возможность заночевать в поле даже сейчас, глубокой осенью. Если бы мы дождались кучера или повели карету сами, то не промокли бы и смогли встретить ночь в ней. Если бы дорога была правильной, мы бы уже сидели в тёплой гостиной Освальда. Но исправить ситуацию было уже нельзя, и оставалось только сожалеть о совершенной ошибке, которая могла нам стоить жизней. В комфорте городов люди часто забывают, что природа опасна и равнодушна, и, чтобы убить, ей иногда хватает обычного дождя, подкреплённого холодом. Теперь, если мы не найдём укрытия, не сможем обсохнуть и согреться — смерть. Я взглянула на Рональда. Последний час он был совсем плох. Или мне показалось, или его пальцы начинали синеть.

В отчаянии я в очередной раз всмотрелась вдаль, надеясь наконец увидеть спасительный огонёк жилья впереди. Дорога исчезала, спрятанная под покровом дождя. Её не было видно дальше, чем на три метра вперёд. Сквозь эту сплошную завесу невозможно было рассмотреть что либо, кроме отяжелевшей ото льда травы и канав, размытых потоками воды.

Неожиданно Рональд остановил несчастную Омку.

— Дальше ехать нет смысла, — мрачно сказал он. Я с опаской посмотрела на него. Рональд был неестественно неподвижен и едва ворочал языком. Он был в шаге от того, чтобы свалиться с лошади и держался только на силе духа.

— До города мы засветло не доберёмся. Придётся ночевать здесь.

Я не сразу поняла, где это «здесь», но проследила за его взглядом и увидела старую, полуразрушенную землянку, настолько заросшую травой, что её почти невозможно было разглядеть. В тот момент я была рада ей больше, чем огромной дворцовой комнате, обставленной с роскошью.