— Трактирщик её, можно сказать, собой прикрывал, чтобы с утра не пришлось готовить, — посочувствовала я хозяину.

— Его жизнь от этого не зависит, в отличие от наших, — успокоил мою совесть Рональд. — Мы щедро заплатим.

Чистых или хотя бы целых тарелок не нашлось. Вилок было много, но у каждой была своя особая вилочная судьба. Не все из них смогли пережить ночное празднование. Многие пали в неравном бою с человеческой выдумкой. Самые удачливые из них торчали из пола или стен, у них были все шансы вернуться в скором времени на стол. Те, которым повезло меньше, валялись погнутые в затейливые загогулины, им пришлось бы проделать долгий путь через кузницу, чтобы снова стать вилками. Ну, а самые неудачливые, оказались в помойном ведре, куда их по недосмотру сгрузили с остатками еды. Этих ждала безвременная кончина в корытах у свиней. У местных жителей был какой-то пунктик по поводу вилок.

Я добыла из стены и вымыла две самые приличные на вид вилки. У одной счастливицы даже были на месте все зубцы, и я щедро отдала её Рональду. Ему и так сейчас было непросто справляться с видом и запахом трактира. Аппетита не было совершенно, но есть было надо, и я без особого рвения взялась за кашу. Рональд тоже заставлял себя есть.

Когда пытка едой окончилась, мы вышли на улицу, под ослепительно яркое осеннее солнце. Воздух был таким упоительно свежим после смрадного трактира, что казалось, пришла весна, наполняя всё вокруг ароматами цветов. Но эта иллюзия быстро рассеялась вместе с теплом, которое сразу выстудило из одежды осенним ветром. Я зябко поёжилась, поплотнее завернувшись в плащ.

Рональд стал отвязывать наших лошадей. Он опознал их безошибочно среди полутора десятков скотинок. Лошадки стояли, подрагивая, им тоже было жаль уходящего лета. Одна из них, рыжая, была потолще, а вторая, серая, потоньше. Рыжая поняла, что скоро её отдыху придёт конец, опустила голову в ведро с овсом и набила напоследок рот.

Когда Рональд стал отвязывать вторую, то на секунду замер, недоуменно глядя на её бок. Я обошла серую кобылку и проследила за его взглядом. Чья-то твёрдая рука вывела сажей на её боку каллиграфическим почерком с замысловатыми завитушками: «Рональд вонючка!»

Рональд окинул внимательным взглядом всех лошадей, сонно жевавших у коновязи, потом будто нашёл, что искал и кивнул.

— Знакомься, — стал он представлять лошадей мне, хлопая их по спинам. — Это Гера, наша новенькая, — представил он мне рыжую обжору. — Это Омка, на которой ты ехала со мной в первый раз на поле лилий. А это, — он неожиданно подошёл к третьей лошади, привязанной чуть в стороне, — это — Матильда — любимая кобыла Альберта. Он где-то здесь. Так и знал, что он увяжется за нами!

Найти короля оказалось не трудно. Удобно развалившись на бархатных сиденьях и завернувшись в плащ, Альберт спал в нашей карете. Во сне он обнимал свой заплечный мешок, из которого торчал до боли знакомый оранжевый кактус. Рональд кашлянул. Альберт приоткрыл один глаз и спросил недовольно:

— Послание нашёл?

— Да, — подтвердил Рональд. — Какого черта ты здесь делаешь?

— Не «ты», а «вы». Прояви уважение к даме, и не забывай, что нас здесь двое.

Рональд повторил свой вопрос ещё менее литературно. Это был второй раз, когда я слышала, как он ругается.

— Я еду по королевским делам, а в этом весёлом городке остановился на ночлег, — Альберт решил больше не испытывать терпение брата. — Потом заметил твоих лошадей и не смог удержаться.

— И какие же королевские дела тебя вынудили покинуть дворец?

— Я вычислил, кто из градоправителей уже второй год ворует деньги, которые я отправляю на ремонт дорог и мостов. По странному совпадению это оказался некий знакомый мне маг. Помнишь ту историю с отравленным вином? Я ему всё своё наследство отдал, чтобы тебя спасти. Но этому старому хрычу показалось мало. Он уехал из столицы, устроился в самом отдалённом городе, какой нашёл, и самопровозгласился в нём градоправителем. Этот жук навозный имеет наглость и сейчас вытягивать из меня деньги. Ты меня знаешь, я такое не прощаю. Я найду его и помогу избавиться от излишков, которые ему скоро всё равно не понадобятся. Кроме того, он маг, и я смогу убедить его в том, что он очень хочет помочь моей невесте. Не оставлять же Амельку в таком виде.

— Да, — протянула я. — Амель трудно будет в пути. Всё-таки осень, дорога, холод, дожди. Полив может оказаться слишком интенсивным, корни загниют, и… твои поклонницы не вынесут такой радости, а почтальоны опять станут доставлять тебе их ночные горшки.

Альберта передёрнуло.

— Я спасу её! — очень убеждённо сказал он. — Я раздобыл энциклопедию кактусов, и теперь многое о них знаю. Этот вид, например, — он тыкнул пальцем в Амель, — хорошо переносит холод. А за поливом я буду следить. Так что ты, — он обратился к брату, — поезжай спасать свою невесту, а я ещё часик посплю, и отправлюсь спасать свою, — Альберт широко зевнул. — Ночка выдалась бессонная. Местные жители слишком весело празднуют сбор урожая. Мне даже пару раз за ночь захотелось запретить все осенние праздники разом, особенно когда кто-то из местных жителей запачкал мои сапоги гнилью.