Я думаю о том, что видели мы с Халедом, – о том, как спорили Руби и Макс и как он держал ее за запястье, когда она пыталась отшатнуться от него.

– Вы с Руби все-таки пошли в душ, в «Паркер»? – спрашиваю я. Я поворачиваю переключатель конфорки, и под чайником вспыхивает газовое пламя.

– Честно говоря, нет, – отвечает Макс тихим голосом и трет лоб. Он всегда делает так, когда устает. – Мне все еще нужно в душ.

Я замечаю, что одежда у него мокрая после Прыжка, и дивлюсь тому, что он не трясется от холода.

– А где Руби? – спрашиваю, ожидая, что она в любой момент войдет в дом.

Макс не поднимает взгляда, его мозг пытается справиться с неудержимым потоком нервной энергии. Я открываю один из шкафчиков и шарю на дальней полке в поисках коробочки, которую припрятала за разнокалиберными тарелками. Никто ими не пользуется, боясь, что потом придется их мыть. Даже если кто-то найдет растолченные таблетки, я без проблем могу сказать, что они мои – от нервного расстройства. Простая ложь.

– Кажется, мы поругались. Или сильно поспорили. Можешь назвать это как угодно, – говорит Макс. Когда он устает, то становится куда менее красивым – с бледным лицом и с темными кругами под глазами. – Но это не самое худшее.

– Поругались? – переспрашиваю я. – Но вы никогда не ругались между собой.

Макс выпрямляет спину. Он всегда делает так, прежде чем сознаться в чем-то постыдном. Словно это скомпенсирует его внутреннюю слабость, дисбаланс в его мозгу.

– Я сказал ей, что люблю ее, – говорит он. – Это было глупо. Мне казалось, что всё снова стало нормально, и я решил, что сейчас самое время. Но это было не так.

Я знала, что когда-нибудь это случится, только не знала когда. Они были так тесно связаны друг с другом, но не соприкасались. Мы все понимали это без слов.

– Что она сказала? – спрашиваю я.

Он поднимает на меня взгляд, но не отвечает. Его молчание говорит вместо него.

Чайник начинает свистеть, и я выключаю конфорку. Потом вытираю две кружки и ставлю их возле раковины, повернувшись к Максу спиной. Красная керамическая кружка, и вторая, синяя, побольше. Я сыплю белый порошок в красную кружку так, чтобы Макс не заметил. Протягиваю ему красную кружку. Он с горестным вздохом делает глоток и произносит, глядя на кухонный шкафчик:

– Я уверен, что теперь она меня ненавидит. Прежде я ее просто раздражал. Но сегодня она так посмотрела на меня… как будто на чужака.

Я думаю о том, как Макс когда-то заставлял Руби смеяться, успокаиваться, становиться самой собой. Как будто он был грузом, который был нужен ей для стабилизации ее внутреннего маятника.

– Не думаю, что она ненавидит тебя. Она просто сбита с толку, – говорю я, хотя понятия не имею, что на душе у Руби. Я все еще не знаю, что случилось с ними прошлой весной, что вызвало все эти перемены.

Смотрю, как Макс делает еще один глоток из кружки. Лицо его внезапно становится более серьезным и сосредоточенным. Но скоро он расслабится, плечи его поникнут, выражение лица прояснится, а пульс вернется к своему нормальному ритму.

– Я не рассказал тебе самое худшее, – говорит он и наконец-то поднимает на меня взгляд.

– Что? – спрашиваю я. «Это все-таки случилось?»