Джемма и Джон не обращают внимания на мою реплику; охваченные пьяным весельем, они продолжают карабкаться на холм. Похоже, слишком устали, чтобы замечать что-либо.

Халед ловит мой взгляд, и я мотаю головой, призывая его хранить молчание. Он не произносит ни слова. Через его плечо переброшена фланелевая рубашка, выпитое спиртное не дает ему замерзнуть.

Я знаю, что он будет молчать – по крайней мере пока.

Когда мы входим в здание общежития, я сворачиваю к женскому туалету, в то время как все остальные направляются к мужскому.

В туалете кошмарно воняет мочой. Студенты колледжа – просто отвратительные свиньи. Рулон неиспользованной туалетной бумаги валяется на полу; размотавшаяся часть, промокшая и изорванная, тянется под перегородками кабинок, не доходящими донизу. Я переступаю через рулон, направляясь к самой чистой кабинке (это всегда самая первая кабинка, почти никто не заходит в первую). Усевшись на унитаз, опираюсь подбородком о ладонь и принимаюсь опустошать мочевой пузырь. В окно сочится неяркий свет. Пить днем – это действует угнетающе, солнечный свет подчеркивает наше неподобающее поведение и заставляет все казаться грязным и дешевым.

Когда учишься в Эдлтоне в штате Мэн, ты становишься креативным.

Эдлтон – один из самых красивых городков в Америке, но вдобавок и один из самых скучных, если ты – буйный двадцатилетний студент колледжа. Несколько десятилетий назад парни из Хоторн-колледжа (а до 1964 года сюда принимали только парней) решили что-то поделать с отсутствием здесь баров и ресторанов, поэтому они изобрели обход кампуса, дабы ударно начать День Выпускника. Один раз в год пять зданий, стоящих за пределами кампуса, становятся этакими желанными оазисами для истомленных жаждой путников. Выпускники, живущие там, выбирают тему и в соответствии с ней украшают здание. Можно превратить дом в штаб-квартиру «Плейбоя», в подпольный кабак времен сухого закона; можно даже пригласить стриптизерш из Портленда и сделать из гостиной клуб – все, что душе угодно. Помимо этого, «основатели» решили устроить соревнование. Все должны перебегать из здания в здание, останавливаясь лишь для того, чтобы отдать дань уважения хозяевам и глотнуть спиртного. Выигрывает тот, кто первым успеет к проруби в замерзшем озере. Не то чтобы за это полагается приз или грамота. Важно получить повод для гордости и при этом как следует набраться.

Это ужасно утомительно.

Я смываю за собой и направляюсь к раковине, чтобы вымыть руки. В зеркале отражаются мои раскрасневшиеся щеки и обледеневшие – настолько, что кажутся совсем белыми, – волосы, с которых на пол капает вода. Джемма и Руби пытались сегодня выглядеть красиво (у Руби это получалось легко, она всегда была безупречна), а я осталась такой же, как всегда, – без макияжа, с прямыми от природы волосами. Я не люблю наряжаться.

В голове у меня звучит голос матери: «Ты с кем-нибудь встречаешься, милая?» Я не смогла сказать ей правду – что да, я в некотором роде встречаюсь кое с кем. Можно ли назвать свиданиями то, что происходит между нами? Мы не хотим обнародовать это – по крайней мере до выпуска, от которого нас отделяет всего несколько месяцев.

Я сжимаю зубы, мои высокие скулы резче выделяются на лице. Отойдя от зеркала, начинаю махать руками в воздухе, чтобы обсушить их – мне не хочется дотрагиваться до промокшего полотенца, висящего над мусоркой.

Вспоминаю о том, что делала Джемма во время остановки в одном из пунктов нашего обхода. Темная гостиная была набита выпускниками, стены и мебель прикрыты полиэтиленовыми полотнищами. Вспышки стробоскопа окрашивали все в синий цвет – цвет Хоторна. Команда пловцов при помощи полиэтилена обезопасила обстановку своей гостиной, а потом наполнила воздушные шары синей краской. Студенты перебрасывались ими через всю гостиную, попадая то в стены, то друг в друга. Я видела, как Халед проколол шар прямо над головой у Руби. Она завизжала и отскочила, краска впиталась в тюлевые слои ее юбки-пачки. Еще одно проявление прежней Руби – той, которой мне так не хватает. Но это не тоска, не душевное движение, а нечто сродни желанию того, чтобы сломанный механизм заработал снова. Макс нерешительно протянул ей шар, и она швырнула этот шар в грудь Халеду; резиновая оболочка лопнула, залив синей краской рубашку Халеда и пол у него под ногами.

Макс и Руби. Я не видела их такими с первого курса. Они общались друг с другом и были счастливы. Веселье Дня Выпускника каким-то образом заставило их позабыть о том, что произошло между ними.

Я окинула взглядом толпу, высматривая синие волосы Джеммы. Взор мой натыкался на лица сокурсников. Я знала их всех, хотя большинство из них по-прежнему оставались для меня чужаками, даже после трех лет, проведенных бок о бок.

А потом я обнаружила Джона и Джемму, уединившихся в темном углу за открытой дверью. Я предположила, что они флиртуют, как делали всегда, когда напивались. По крайней мере им хватило ума спрятаться. Они не видели меня, зато я видела их. Огни стробоскопа пульсировали в такт оглушительным тактам музыки. Я снова отыскала взглядом Руби. Она ничего не замечала, ее внимание было сосредоточено на Максе и синей краске. Макс и Руби постоянно встречались взглядами, не удосуживаясь даже скрыть широкие улыбки. Их одинаково темные волосы были забрызганы синей краской – а потом и целиком покрыты ею, когда Халед проткнул у них над головою шар, изображая, что это клубок омелы.

Джемма прижалась нижней частью тела к Джону, а верхней отклонилась назад, схватив шар из стоящей на подоконнике корзины. Ее промежность тесно соприкасалась с пахом Джона. Тот отодвинулся было назад, но из-за выпитого движения его выходили неуклюжими и игривыми. Он даже не высматривал Руби. Вероятно, ему казалось, что он не делает ничего плохого, флиртуя с одной из лучших подруг своей девушки.

Джемма улыбалась ему снизу вверх, строя сексуальные глазки, – она весь первый курс упражнялась в этом перед зеркалом. Мы смеялись над ней, не понимая, что она делает это всерьез. Джемма сжала шарик в руках, и краска брызнула ей на грудь, в треугольный вырез блузки, открывающий верхнюю часть грудей.

Джемма сделала крошечный шаг к Джону, приподнялась на носочки и, смеясь, провела пальцем, вымазанным в синей краске, от его носа к губам. Джон смотрел на нее, веки его трепетали, ноздри раздувались. Я и прежде видела на его лице такое выражение.

Я оглянулась на Руби. Она по-прежнему ничего не замечала. Почему она не искала Джона? Я подумала было о том, чтобы пробраться к ней и рассказать об увиденном, но передумала. Мне следовало просто подождать.

И сейчас, стоя в вонючем общежитском туалете, я слышу визгливый смех Джеммы, раздающийся где-то в коридоре. Мой план начал работать. Последовать ему и привести его в действие должна была уже она.