Всего несколько секунд спустя Эш опускает палец.

– Нашел! Уинтер-стрит.

– И Уинтер-авеню, – говорит Аарья, указывая на противоположную часть города.

Секунду молчим, а потом мы с Эшем хором говорим:

– «На улицу выйдем…»

– Ну что ж, – улыбается Аарья, – значит, Уинтер-стрит, дом двадцать.

– Или Уинтер-стрит, дом один, – говорю я, – поскольку в стихе написано «первый сезон будет смерти открыт». Это может быть, к примеру, Уинтер-стрит, дом один, квартира двадцать.

Аарья смотрит на меня с уважением.

– Да, да, может быть.

– Но как же последняя строчка? – спрашиваю я.

– Лично я думаю, – отвечает Эш, не давая Аарье встрять, – что стихотворение замаскировали под угрозу на случай, если его найдет кто-нибудь другой. На самом деле это гениальный шифр.

– Адрес, – повторяю я и встаю.

Мне не терпится скорее попасть туда. Надо рассказать Лейле.

Аарья уже на ногах, проверяет оружие в сапогах и на поясе.

– Я понимаю, что у нас действительно очень мало времени на поиски твоего отца, но просто хочу заметить, что идти в место, о котором, возможно, знает Паромщик, без предварительного наблюдения – ужасная идея.

– Если ты хочешь быть в безопасности, Аарья, оставайся дома, – повторяет Эш ее собственное замечание из предыдущего разговора.

Я хватаю пальто и перчатки и бросаю Эшу его пальто. Меньше чем через минуту мы выходим за дверь.

Эш ведет машину по улицам Лондона, а я сижу рядом с ним, барабаня пальцами по колену и теша себя надеждой, что на этот раз мы наконец найдем папу, а не очередную его наводку. Мы мчимся наперегонки с Паромщиком, но нет никакой уверенности, что эта гонка приближает меня к папе. Я бы еще лет десять не хотела увидеть очередную наводку.

Эш поглядывает на меня, то и дело анализируя мое лицо.

– Мы должны что-нибудь знать? – спрашивает он.