Сильюн рассмеялся:
– Я к твоим спагетти на тосте добавлю свою «готовую заморозку», если ты покажешь мне, как работает микроволновка.
– Невероятно! Иногда ты действительно можешь быть нормальным, когда не строишь из себя великого и ужасного.
Сильюн выпрямился – рост оказался внушительный.
– Не считаю нужным отвечать на это. А вот на твой вопрос, сделано ли дело, отвечу – нет, не сделано. Стена здесь обрывается, а граница продолжается.
Сильюн указал рукой на море, моргнул – теперь это у него получалось легко и просто, – и мир света уступил место миру черноты.
Не абсолютной черноты: вода слабо поблескивала, и земля тоже. Вначале он этого не замечал. После первого посещения Дома Света, а затем и в Орпен Моуте Сильюн видел только ярко пылающие следы проявленного кем-то Дара. Постепенно он привык к этому странному двойному ви́дению и начал постигать истинную картину мира. Дар пронизывал мироздание, был его неотъемлемой составляющей, как кислород и углерод.
Граница Фар-Карра, созданная Даром, простиралась далеко в море, стену со временем размыло, и только слабая золотая рябь выдавала ее былое присутствие. К границе не менее столетия относились с вопиющей небрежностью.
Ну это поправимо. Сильюн двинулся в воду, хруст гальки сменился мягким скрежетом песка под его сапогами.
– Ты идешь в воду?
– Мы идем, – поправил Сильюн. Он заложил два пальца в рот и свистнул, подзывая Собаку. – Не волнуйся, ты не промокнешь.
– Вода здесь будет как в озере Крована?
От юмора Люка не осталось и следа. Голос его прозвучал глухо, даже испуганно.
«Но, черт возьми, – подумал Сильюн, – разве я не дал понять Люку, что в замке Крована ему не должны были причинить никакого вреда?! Крован не мог сделать ему ничего непоправимого. Что же там произошло, что так глубоко впечаталось в сознание Люка и сейчас вызвало такую реакцию?»
– Нет, – твердо сказал Сильюн. – Не такая сверкающая и не такая обжигающая. И ты здесь – гость, а не заключенный. А теперь вперед, я хочу завершить дело с границей до захода солнца.
Сильюн повернул голову, убедился, что Собака идет за ними, и пошел в воду.
Войти в сознание другого человека – в этом нет ничего примечательного. Сильюн привык делать это с детства, когда он нашел вход в розарий тети Эвтерпы, запечатленный в ее памяти. Но отодвинуть море и войти в него, слышать, как вибрирует в воздухе Дар, видеть светящийся контур границы, которая проложена за сотни лет до твоего рождения и которая будет существовать еще сотни лет после твоего ухода, потому что ты наполнил ее силой своего Дара, – это потрясающе!
Люди утверждают, что любовь – это высший опыт, который способна пережить душа. Сильюн готов был утверждать, что не любовь высший подарок человеку, а чудо.
Он вошел в стену воды, как никогда прежде осознавая присутствующий в нем Дар. Он двигался, вытянув вперед руку, соль пощипывала кожу, ощущалась энергия струящейся воды. В истории уже был случай, когда Равные подчинили себе стихию воды. Женщины вздыбили море у острова Горреган, и вода разбила флот Наполеона, направлявшийся к берегам Англии.
Но разве нужна война, чтобы заставить Равных вспомнить, на что они способны?