– Вот, Раб мой, Архевальт, мое Крыло здесь, и Два Крыла будут делить Одно Безнебесье, и Оба скроют мои Сокровища от Неверных и Затмят Сияние Дальнего Неба, пока Последний Бастион Ложного Света не вернет то, что Взял себе самовольно!
И Два Дыхания мои, чьи направления Противны, и Двуединые Силы мои сольются, дабы сломить сопротивление глупцов!
И Волей моей я передаю под Крылья просторы, и пусть они будут подобны Двум Ладоням, что Стерегут Свет Здешней Свечи!
И пусть Ложный Свет не ищет для себя Отражения в Выси.
Ибо Недостойный того с этим не Сольется, а они недостойные, ибо они Воруют в надежде разжиться Чужим Сиянием!
И, произнеся громогласно слова эти, Глас Антипонтия вернулся в Тень Антипонтия, и та скрылась в Единоприродном с ней полумраке, ибо так учили в Храмах Новой и Старой Айэды предикторы-чтецы, что возвещали Святые Писания для народа Трехглазых, и средь них был Мехтильд, который тщился знать.
И повсюду с собой Мехтильд носил мешок, а в мешке том были каменья различной формы, и на каждом камне он записывал одно слово, которое слышал от предикторов, и были там следующие слова:
– Вещество, Правещество, Энлиль…
Было там и Безнебесье, и Безземелье, и Пустое Небо, и Сияющие Земли, и то, что есть от них – Дальние и Ближние, и Центральные…
И Темный, и Истинный, и Ложный, и все Энлиль, были там Архевальт и Сорфенталь, и господин их Антипонтий, и еще…
И, случалось, что Мехтильд высыпал каменья из мешка, чтобы разложить из них картину мира, и располагал Сияющие Земли по центру, ибо то была земля Трехглазых, лишившихся Третьего Глаза, от которых происходил сам Мехтильд.
А вокруг Земель раскладывал множество каменьев, где краской написал Безнебесье, ибо Безнебесья было множество, хотя Едино, и границами его определялись Пределы восприятия для всех Трехглазых, кроме Мехтильда, ибо он Зрел в запретную высь Сияющего Неба!
Иные же камни, где были написаны слова как, например, Энлиль или Вещество, Мехтильд не употреблял к своей картине мира вовсе.
Ибо они оставались всегда в мешке, на дне, во тьме, и некуда было применить их, некуда разместить их!
И Мехтильд сам ощущал себя подобным этому мешку, где заключена пустая терминология.
Один-единственный лишь камень Мехтильд извлекал наравне с иными, а именно тот самый камень, на котором написал слово:
– Знание, да, Знание!..
И камень сей сжимал в кулаке, пока изучал картину мира, охватываемую Писаниями, сидя со скрещенными ногами где-нибудь среди сияющих полей, чьи травы оживали на ветру, а воздух был пронизан Незримым Сиянием Безнебесья и лучистой дымкой Священных Земель.
В одну из ночей, которые Мехтильд провел под Пустым Небом, на него снизошло сновидение.
И уже после, когда Мехтильд пробудился от него, то оглянулся по сторонам и осознал, что в сновидении блуждал по окружающим его просторам.