— Бог мой, ты обворовывала нас ради немца?! Жосс, сделай же что-нибудь! Все, довольно, я не хочу больше видеть твою дочь в нашем доме! В следующем месяце она отправится в пансион.
Индейская кровь Кионы забурлила от протеста и гнева. Она встала с табурета и обвела их всех своим янтарным взглядом, напоминая молодого волка, готового прыгнуть на свою добычу.
— Ты хочешь наказать меня, Лора, за то, что я спасла невинного человека? Да, Людвиг немец, но он никогда бы не сделал со мной того, что делает брат Марселлен с детьми моего народа.
Иветта перекрестилась, шокированная и встревоженная. Киона вызывала в ней инстинктивное недоверие, которое чувствуешь при встрече с другим, непонятным тебе существом. Жослин провел рукой по лицу, пораженный самоуверенностью своей дочери, а также ее словами, как это ни печально, верными.
— Людвиг был вынужден пойти на фронт, — продолжила Киона с тем непримиримым выражением лица, которое делало ее на десять лет старше. — В Германии у мужчин нет права выбора, как у нас. В 1939 году ему было всего двадцать лет. Он не хотел уезжать от своих родителей. Представь, Лора, если бы война продлилась долго, а Луи заставили бы пойти на войну, и он плакал бы вечерами от страха и грусти… и звал бы тебя?
Лора вскочила со своего стула так резко, что опрокинула его.
— С меня хватит демагогии! Замолчи! Ты хочешь убедить своего отца, что поступила правильно, желая избежать наказания. Ты читаешь нам мораль, но лучше бы хорошенько подумала. Нашим долгом было вырвать Шарлотту из лап этого мужчины. К тому же она скоро станет матерью! Ты все испортила, маленькая идиотка!
— Полно, Лора, не нападай так на нее, — вступился за Киону Жослин. — Она просто ребенок, стремящийся устроить все по своему разумению. И ее рассуждения кажутся мне достаточно справедливыми. Нельзя отрицать, что некоторые немцы стали солдатами против своей воли.
Онезим ерзал на своем стуле. Он бы с удовольствием выкурил сигарету и выпил рюмочку настойки. С его точки зрения, сестра была опозорена. Она была шлюхой, к тому же полоумной. Но он не решался встревать в дискуссию, на его взгляд слишком бурную.
— Шарлотта и Людвиг должны быть вместе, — добавила Киона. — Если вы мне не верите, тем хуже. Прошу, оставьте их в покое! Не нужно их разыскивать.
— Теперь мадемуазель уже нами командует! — воскликнула Лора, всплеснув руками. — Я сдаюсь. Пусть Шарлотта катится ко всем чертям вместе со своим немцем. Надеюсь, у этой истории не будет неприятных для нас последствий. Нам нет никакого резона поднимать шум. В наших же интересах, чтобы все осталось в тайне.
Мертвенно-бледная, она нервно надела свое манто и меховую шапку. Киона не сводила с нее внимательного взгляда. Раздраженная этим осмотром, Лора злобно бросила ей:
— Похоже, ты пошла в прабабку твоего отца Альетту, которую хотели сжечь на костре за колдовство. Не морщись, Жосс, я знаю, что говорю! Твоя дочь не отличает добра от зла, она невежлива, не уважает старших, которые разбираются в жизни лучше ее. Киона, я тебя так любила, а ты меня разочаровала!
— Я не хотела доставлять вам неприятности, — ответила девочка. — Но нельзя было разлучать Шарлотту и Людвига.
Лора вышла из кухни Лапуэнтов, хлопнув дверью. Растерянный Жослин хранил молчание.
— Черт возьми! — выругался Онезим. — Что будем делать, месье Шарден? Возьмем мой грузовик и попытаемся их догнать? Но это будет непросто: снег уже стал рыхлым.
— Мой бедный друг, они опередили нас на несколько часов. Лучше всего сделать вид, что ничего не произошло. Мы скажем всем, что Шарлотта уехала в Монреаль работать на заводе. В любом случае я опасаюсь худшего: их в конце концов поймают и арестуют…
— Нет, папа! — воскликнула Киона. — Людвиг одет как местные мужчины. На нем уже нет формы.
— Замолчи! Я ничего больше не хочу слышать! Не думай, что я тебя поддерживаю. Ты перешла границы моего терпения, Киона. Я считал тебя гораздо умнее. Одевайся, идем домой.
Жослин надел свою куртку и шапку. На него навалилась огромная усталость. Шарлотта предала их всех, и он не мог избавиться от ощущения, что нежно любил совершенно чужого человека, абсолютно безнравственного.