- Клотильда была в то время на Ривьере, в Ницце. Я послал телеграмму, но она не смогла приехать в назначенный день.
Элизабет прошлась по просторной комнате. Уже почти совсем стемнело. Она зажгла свечи в подсвечнике, встала у окна и погладила темно-зеленый бархат двойных штор. Против воли, вопреки всему она привязалась к этому старому замку, и ее воспаленный ум порождал одну идею за другой.
- Дедушка, а давайте заключим перемирие? Я помогу вернуть поместью былой блеск. Прошу, пригласите вашу сестру Клотильду погостить! Вот увидите, она обрадуется нашему знакомству. А чуть погодя отпразднуем помолвку. Кстати, вы так и не высказались по этому поводу!
- Ба! Твой американец или кто-то еще - какая разница? - вздохнул Ларош. -
Слухи действительно нужно пресечь, и поскорее. Ты прожила в Штатах много лет, и никто не удивится, что ты выходишь за американца. Но ты упускаешь одну деталь: слишком мало времени прошло после смерти Аделы. Негоже праздновать что-либо, пока в семье траур.
Победа, добытая так быстро, вдохновила Элизабет и придала решимости:
- В объявлении помолвки ничего непристойного нет. Хватит церемонного ужина с гостями, - предложила она. - Зато Ричард сможет свободно меня навещать и мы получим право видеться в вашем доме. Я научу его ездить верхом! Бракосочетание устроим через год, будущим летом. Если все будет так, я останусь с вами. Сейчас я уже могу сознаться: я планировала сбежать из дома, как мама, и вернуться в Нью-Йорк.
Ларош вздрогнул и неожиданно спрятал лицо в ладонях, потом сказал:
- Нет, Элизабет, я не хочу тебя лишиться! Я начну лечиться. Доктор Труссе прописал мне бромистый калий, буду понемногу его принимать. И откажусь от спиртного. Твои планы я одобряю. Делай что хочешь, только, умоляю, не уезжай!
Тут в столовую вошла Бонни, метнув на Лароша испепеляющий взгляд. Узрев пустой стол, она пожала плечами. Потом с заносчивым видом, придававшим ей, с учетом растрепавшейся прически и кухонного фартука, особенную комичность, достала скатерть из тяжелого посудного шкафа черешневого дерева.
- Бонни, я сама накрою на стол! - воскликнула Элизабет. - Скажи, ты не очень обидишься, если я попрошу тебя поужинать в кухне? Нам с дедушкой надо закончить разговор.
- Я так и собиралась сделать, мадемуазель. В кухне мне будет комфортнее, тем более что дел невпроворот! - отвечала гувернантка.
Как только она вышла, Элизабет расстелила скатерть и расставила все необходимое для ужина. Украдкой поглядывая на деда, она заметила, что он пару раз смахнул слезинку с глаз, и у нее появилось странное ощущение: непонятно, каким оружием, но страшное чудовище она победила.
- Вы плачете?
- Человеку часто приходится выбирать между добром и злом, хорошим и плохим. Согласен, во мне чаще перевешивает плохое. Но я готов меняться к лучшему, лишь бы только ты не уезжала.
Элизабет, я потерял Катрин, свою обожаемую дочь, плоть от моей плоти, а теперь и жену, которую нежно любил, хотя временами причинял ей страдания. Я нуждаюсь в твоем присутствии. Обрученная ли, замужняя ли, мать ли семейства - только не покидай меня!
Гуго Ларош говорил искренне. Молодая женщина это почувствовала и… растрогалась. Она потянулась было к нему, но тут же одернула себя - из предосторожности.
- Спасибо за уступчивость, дедушка, - просто сказала она. - А вот и Бонни!
Они с дедом продегустировали густой томатный суп с добавлением сметаны, поджаренную ветчину с гарниром из зеленого горошка. Оба молчали, очевидно, радуясь новообретенной гармонии.
- Единственная просьба к тебе, Элизабет, - все же не выдержал помещик после десерта - персиков и слив. - С момента помолвки и до брака веди себя примерно. Ты не должна уступать Джонсону, пока не поженитесь.