Танковая армия на марше – это нечто. Огромная пыльная змея в сумерках ползёт по дороге, конца и края не видно, фарами – огненными глазами сверкает. Пока мы дождались своей очереди, пока заняли своё место в конце её, час, наверное, прошёл или больше. А за нами тылы ещё на много километров. Хорошо ещё сухо было, а то дорогу разбили бы так, что ни пройти, ни проехать. Мы бы добрались до места, а кухни остались бы далеко позади. Как в бой голодным идти? Утром по дороге я видел пару «рам» – немецких самолётов-разведчиков. Вынюхивают, гады.

Я думал, нам дадут отдохнуть хоть пару часов после ночного марша, накормят и заправят, но не тут-то было. Приказали перелить солярку из запасных баков в основные, использовать сухой паёк, выданный накануне, командирам собраться для получения боевого приказа. Глаза слипались, голова от бессонницы побаливала и слабость во всём теле, но что тут поделаешь? Война есть война. Нам, командирам взводов и отделений, объявили, что сегодня мы начинаем решительное наступление, что Родина на нас надеется, на нашу храбрость и героизм, что атаковать надо на предельной скорости, маневрируя, а пока велели выстроиться вдоль дороги в полной готовности и ждать дальнейших указаний. Пока ждал очередной команды закимарил в кресле. Вы скажете, мол, какой уж тут сон, когда в любую минуту ждёшь команды на выдвижение вперёд? Неужели ты совсем не волновался? Неужели сон как рукой не сняло? Всё оно так, и волновался, аж в животе крутило, и беспокоился, но залез под броню, сел в кресло, а там тихо так, тепло от проработавшего полночи двигателя (дело утром было), птиц не слышно, а рычание мимо проезжающих машин сильно приглушено, ребята кто куда приткнулись, молчат – и глаза сами собой… Оставил включённой радиостанцию, шлем надел, если что – услышу. Сколько мы так простояли не знаю. Я же практически уснул. И спал-то всего ничего, но в такой ситуации даже 20 минут могут всё решить. Когда в шлемофоне услышал команду, открыл глаза и почувствовал, что озноб кончился, в голове проясняться начало. А первые-то пошли вообще без отдыха!

Когда мы добрались до места, бой уже вовсю шёл. С одной стороны железнодорожная насыпь, с другой – заболоченный берег реки, не развернуться, поэтому вводили соединения постепенно, вместо того, чтобы обрушиться на врага всей силой. Впереди чёрный дым, пыль и грохот, ничего не ясно, где немцы, как далеко, какими силами обороняются, в приказе ничего об этом не сказано, всё как всегда спонтанно, на авось. Я держусь за командиром взвода, назад не смотрю. Солнце в тучах, низкая облачность, но всё равно становится жарко, люк открыт. Через боковые щели командирской башенки и перископический прибор МК-4 видны другие машины нашей роты. Можно было бы, конечно, вылезти наружу, там лучше видно, но нам приказано сидеть в башнях. Движемся медленно, с остановками. Вот наконец-то достигли задымлённой зоны, грохот стал сильнее, приходится кричать, чтоб тебя услышали. А вот и первые наши подбитые машины. Вонь стоит – дышать нечем. Чем дальше, тем темнее, будто внезапно вечер наступил. Движемся медленно, наугад. Стараюсь не отстать от ведущего. Что-то многовато наших подбитых танков. В эфире мат стоит – уши вянут. Первые 2 взвода нашей роты выдвинулись вперёд нас, мы на одной волне.

Ещё одна 34-ка горит прямо по курсу, объезжаем её слева вслед за комвзвода. Где же немцы? Почему потери только у нас? И как тут двигаться на скорости, если почти ничего не видно? Впрочем, иногда ветер разрывает пелену пыли и дыма, становится видно метров на 100-150, вокруг ровное поле, на котором только наши машины, некоторые стоят подбитые, некоторые горят, остальные двигаются вперёд. Однако же стоит только прибавить скорости, как дым смыкается снова над головой и опять видимость никакая и двигаться можно только на ощупь ползком. Видимо, немцы бьют по передним машинам, они горят, маскируя остальных, за ними выдвигаются следующие, их тоже подбивают, они тоже вспыхивают, усиливая «маскировку». И долго нам так идти? Пока всех не перебьют? Когда же наша очередь?

От всей этой картины расстрела становится не по себе. Сколько техники, труда вложено, сколько людей живых, обученных – и всё коту под хвост! Злость пробирает. Сейчас выберемся на чистое место и покажем вам, где раки зимуют!

При всех своих достоинствах 34-ка – довольно уязвимая машина. Немецкая 88-мм зенитка пробивает её насквозь. Надеюсь, что сегодня мы с ней не встретимся. Кроме того, немцы переоснастили свои танки и самоходки 75-мм пушками, они тоже пробивают нашу броню с любой стороны с километра. А ещё есть у них и 50-мм противотанковые, так что ухо надо держать востро, двигаться быстро, маневрировать и стрелять первыми.

Ведущий останавливается, мы вслед за ним. Что там случилось? Ага, поворачивает влево, видимо, приказано взять в обход. Мы, конечно, при этом подставляем бок, но нас же всё равно пока не видно. Кручу перископ влево-вправо, кругом дым.

У меня странное чувство. Утром я волновался, аж озноб бил, а сейчас вот успокоился, как будто всё не со мной происходит, будто я кино смотрю, не верится в реальность происходящего, настолько всё непривычно, настолько страшно. Впереди, похоже, пригорок, вершины не видно, тут дым пореже, потому что мёртвая зона, немцы не видят нас и потерь тут нет. Но вот сейчас поднимемся на него и… В шлемофоне сплошной галдёж, все кричат одновременно, ничего не разберёшь. «… седьмой! Не отставать!… димости никакой… не растягиваться!… Восьмой! Твою мать!… Левее возьми, что ты поперёк батьки лезешь!… Первый взвод вверх, остальные обходят высоту слева!…» Грохот становится ещё сильнее. Впереди за пригорком кто-то стреляет из орудий, видимо наши, немцы дальше, их не должно быть слышно.

Ну, вот мы и на вершине холма, внизу относительно чистое пространство, впереди наши танки, некоторые горят. «Рота, слушай мою команду! Первый взвод на максимальной скорости, маневр через каждые 10 секунд. Второй и третий взводы следом! Вперёд!». Ну, всё, началось. Толкаю водителя обоими ногами в спину, двигатель взревел, машина дёрнулась и помчалась вниз с холма. Трясёт, подпрыгивает, не успеваю осмотреться. Где немцы? Откуда бьют? Передние машины стреляют с коротких остановок куда-то вперёд. Перед одной из них болванка отрикошетила от земли, распахав её, и унеслась куда-то дальше. Повезло. Промахнулись. Один раз надавливаю левой ногой в плечо водителю, он понимает, меняет направление, берёт чуть влево. Ищу глазами немецкие позиции. Видимо, до них ещё далеко. Ничего не видно. Впереди какая-то возвышенность, видимо, они там и окопались. До неё не меньше километра. Может и удалось бы разглядеть пыльные столбики от дульных тормозов их орудий, если бы на месте стояли, а так хрен что увидишь, картинка скачет, меняется. Нажимаю правой ногой, берём чуть правее.

Удар огромной кувалдой по броне, уши заложило, окалина от сварных швов летит в разные стороны. Глаза, глаза! Непередаваемое чувство. Как будто ты в железной бочке, по которой со всей силы ударили ломом. Все целы? Слава богу, пронесло! Вот и мы на прицеле, первый рикошет, повезло. Пока тёр глаза, разбирался с экипажем, потерял взводного из виду. Впереди не наши машины. В шлемофоне мат, ничего не понять. Кто? Куда? Где? Впереди одна из машин взрывается, башня отлетает метров на 20. Я как заворожённый провожаю её глазами. Твою мать! Всё внутри сжалось от страха, на лбу выступил холодный пот. Не забывать маневрировать, в этом наше спасение. Впереди творится что-то непонятное. Танки пятятся назад, потом поворачивают влево, как будто пытаются какое-то препятствие объехать. Там что-то серьёзное, иначе они не стали бы бок подставлять. Ну, точно! Противотанковый ров. Почему нас не предупредили? Что делать? Полный назад! Спрятаться в дыму от горящего танка, повернуть влево и на полной скорости обойти препятствие. Машинально отмечаю про себя, что между нами и немцами идут другие машины, подставляя бок, отличные мишени! По ним в первую очередь будут немцы работать, нас пропустят. Пятимся подальше, почти до холма, с которого только что скатились. Разворачиваемся влево – и по газам. Впереди какая-то ложбина, в конце её стоит один танк и ведёт огонь с места. Это он хорошо придумал! Корпус прикрыт, а в башню попасть труднее, да и рикошетит она. Останавливаюсь метрах в 10-ти от него, осматриваюсь. Нет, в перископический прицел ничего толком не разглядеть, надо вылезать наружу с биноклем. Здесь дым не такой густой, в его разрывах видны немецкие позиции.

Вот они, суки! Зарылись в землю до башен и лупят прямой наводкой как в тире! Один, два, три… Сколько их? Левее, похоже, противотанковая батарея, башен не видно, из-за бруствера торчат стволы пушек. Нас они или не видят, или заняты более заметными целями. Оглядываюсь вокруг. По склону спускаются несколько танков, огибая подбитые и уворачиваясь от немецких снарядов. Некоторые из них сразу сворачивают в нашу сторону (ага, связь таки работает!), остальные продолжают идти вперёд. Сейчас они упрутся в ров и попятятся назад. Возвращаюсь на место, выбираю цель. «Осколочно-фугасным заряжай!», – кричу заряжающему. Долго целюсь. Произвожу выстрел. Танк вздрагивает, башня наполняется пороховым дымом. Недолёт. Ещё один, на сей раз ближе. Ага, нас заметили, засуетились, разворачивают ствол. Твою мать! Давай скорее, что ты там возишься? Есть! В бруствере дыра, ствола не видно. Счёт открыт. Берём на прицел следующую цель. Тем временем немцы спохватились, всей батареей навалились на нас. Лупят, черти, но достать не могут. Два взрыва метрах в 25-ти впереди, ничего не видно, сейчас довернут прицел пока пыль садится, и тогда держись. Сзади к нам ещё кто-то пристроился, ведёт огонь. Жаль, ложбинка короткая, все не спрячутся. «Заряжай!» Опять недолёт. Удар по броне, на сей раз не такой сильный, но всё равно страшно. Дым снова мешает, ждём, когда ветер сменится. Команды я уже не подаю, заряжающий и так всё понимает. Выстрел. Результата не видно. Перелёт. Мазила хренов, по неподвижной цели с места попасть не могу. Телескопический прицел приближает всего лишь в 2,5 раза, цель далековато, кажется тоньше линий прицела, попробуй её поймать в перекрестие! Ну, наконец-то! Второе орудие завалили. Снова рикошет по броне, начинаем к ним привыкать, уже не так вздрагиваем. Третью цель поражаю с первого выстрела, видимо, пристрелялся, превышение нащупал. Что там ещё у них для нас есть? Можно попробовать по танкам поработать, только навряд ли их возьмёшь, в лоб по башне да с такого расстояния… А тем временем мы привлекли к себе внимание, по нам стали стрелять с двух сторон, всю землю перед нами перерыли, пытаются под срез башни попасть, чтоб её заклинило, но не получается. Пара рикошетов, мы почти оглохли. От порохового дыма слезятся глаза. Спасибо тебе, ложбинка, как ты вовремя нам попалась! Пару раз выстрелили бронебойными по ближайшему немецкому танку с нулевым результатом. Так можно весь боекомплект расстрелять, ни с чем остаться. В шлемофоне гвалт поутих, видать, в живых мало кто остался. Что будем делать? Командира нет. Из роты никого. Двигаться никуда нельзя, стоит только выбраться из укрытия – и всё, тут же расстреляют. Сейчас они замолкли, поняли, что нас просто так не достать, выжидают, что мы делать будем, а мы то же самое, сидим и ждём, что дальше. Патовая ситуация. Они могли бы нас пикировщиками достать, конечно, если бы не низкая облачность и такой дым. А вот, кстати, и они, легки на помине, кружат в разрывах облаков, цели выбирают. Где же наша авиация? Могли бы илы прислать, они бы с немецкими танками быстро разобрались.

Один наш танк попытался преодолеть ров, там стенки от взрывов обрушились, уклон стал меньше, но его подбили на подъёме, так и остался стоять с задранным в небо орудием. Кому-то удалось ров обойти, на той стороне какая-то возня. С холма спускается свежая рота, сейчас её хорошенько проредят. Один немецкий танк стоит полубоком, можно попробовать взять его в башню, где броня слабее. Три раза бьём – и всё без толку. По нам в ответ два раза выстрелили, но не попали. В небе появились наши истребители, на них накинулись мессеры, охранявшие лаптёжников, завязался воздушный бой. Из-за облаков и дыма плохо видно, не понятно кто кого.

Время тянется медленно, прошёл час, от силы полтора, как мы вступили в бой, а кажется, что три-четыре. Вокруг нашего танка несколько танкистов с подбитых машин, некоторые ранены, с ожогами, выбрались из-под огня, лежат в траве, перевязывают своих. Водитель им отдал свою фляжку с водой, они жадно пьют. Время от времени то впереди, то позади нас взрывы, немцы всё пытаются нас достать. Мы изредка отвечаем. Время от времени бьём из пулемёта по немецкой траншее, её в бинокль хорошо видно, если над бруствером видим каски, но это больше для острастки, чтоб не наглели.

Новые танки перестали появляться со стороны холма. То ли силы закончились, то ли начальство сообразило, что нахрапом тут ничего не возьмёшь, решило резервы поберечь. Пикировщики с появлением наших истребителей улетели, воздушный бой был скоротечным и скоро утих, а тут всё в самом разгаре. Дым стал гуще, к старым факелам, извергающим чёрный вонючий дым, добавились новые. Время от времени раздаются оглушительные взрывы – это взрывается от температуры боекомплект. Некоторые танки подбиты, они не горят, но экипаж их покидает, они боятся, что следующим выстрелом их уничтожат. В таком дыму и неразберихе под свои гусеницы можно угодить. Где спрятаться?

В ложбинке всё больше людей. Уже человек двадцать. У нас попросили перевязочный материал, отдаём свои индивидуальные пакеты. Передний танк продолжает стрелять. Интересно, по кому? В эфире кто-то переговаривается, орёт матом, значит, не все подбиты. У меня станция работает только на приём, я не могу встрять в переговоры, спросить, где все и сообщить, где сам нахожусь. Из услышанного пока ничего не понятно, то ли впереди они бой ведут, то ли отошли и перегруппировываются, то ли разбрелись и потерялись. По башне стучат пули, после болванок это вообще ничего, как дождь, но вылезать наружу не хочется, могут подстрелить. Остаётся только одно – ждать. Возможно, после боя меня обвинят в трусости и невыполнении приказа. Может, даже расстреляют. Но если я выеду сейчас на открытое место, то мы все погибнем прямо сейчас, как десятки других экипажей. Я первый раз в бою. Я растерян и обескуражен. Я не знаю, что делать. Командира нет, некому приказать, подсказать, приходится думать своей головой, а она думать не хочет. Вокруг всё грохочет, от копоти все как негры уже чёрные, почти ничего не видно, солнце временами едва пробивается красным диском сквозь облака, пыль и дым. Удивительно, что все мы пока целые. Повезло. Если бы не ложбина…

Жарко. Душно. Смрад и пыль забили лёгкие до гланд. Несколько глотков тёплой воды – это спасение. Все люки открыты, включая нижний, закрыт лишь передний у механика-водителя, и всё равно жара и дышать нечем. Даже не знаю, где лучше, тут или снаружи. Комбинезон мокрый от пота. Из-под шлема непрерывно льётся. Снять его что ли? Всё равно от него никакого толку, мы стоим, связи нет.

По корпусу кто-то стучит. Вылезаю через нижний люк. Это командир соседнего танка, он из другой роты нашего батальона. Вместе идём к третьему, вызываем его командира, совещаемся, думаем, что делать. Можно, конечно, прикрываясь дымом, двинуться вперёд в обход рва в сторону левого фланга, туда, куда все направились, где, судя по всему, завязался ближний бой, но очень рискованно. Немцы следят за нами, и если ветер сменится, хотя бы на пару минут, если дым отнесёт в сторону, нас расстреляют из нескольких танковых пушек. Можно отойти назад за холм, пятясь задом, там развернуться и двинуться в обход его на тот же левый фланг, это тоже опасно, потому что мы будем на виду, хотя при этом и не покажем бок, и чем дальше будем отходить, тем нас меньше видно. С другой стороны, на самом верху дым реже, могут достать. Есть ещё третий вариант. Стоять на месте, ничего не предпринимать, и будь что будет. Начальства нет, командовать некому, что вокруг творится мы не знаем, информации никакой, может, мы тут впереди одни остались, может, на левом фланге уже и боя-то никакого нет, наши или отошли, или подбиты все. Что-то грохот как будто тише стал, и не видно никого живого ни впереди, ни сзади, и ни слева, ни справа. Двинемся мы туда, а там уже никого из наших, и попадём в ловушку, расстреляют нас со всех сторон. Думали-думали и решили не рисковать. Подождём до вечера, если немец начнёт шевелиться, то мы его осадим, наши появятся – прикроем, соберём здесь безлошадных танкистов, раненым помощь окажем, потом по-тихому всех вывезем. В этой ситуации ров нам в помощь. За ним мы в безопасности, немцы вперёд не пойдут и обходить тоже вряд ли станут, далеко.

День тянулся бесконечно долго, к вечеру грохот стал стихать. В сумерках мы погрузили на броню раненых и отошли назад. Остальные безлошадные добрались своим ходом.

Много лет спустя в учебниках написали, что во встречном танковом сражении под Прохоровкой наши войска разгромили лучшие немецкие бронетанковые дивизии. Я не стал ничего оспаривать, ещё посадят за клевету.