– Да вы что, охренели, вашу мать?! Совсем от рук отбились?! А почему у него автомат на груди?!
– Он утром в карауле был, ребята ночью перепутали его со своими.
– ЧТООООО?!!! – у комбата аж дыхание спёрло. Глаза выпучил, рот раскрыл и стоит без слов.
– Товарищ капитан, он безопасен. Всё утро нас охранял. Разбудил, как вас увидел. На аккордеоне хорошо играет. В самодеятельности полковой может выступать, если его переодеть. Все поручения выполняет быстро и качественно. Разрешите его оставить в роте! Под мою ответственность!
– Какая еще самодеятельность?! Ты совсем охренел что ли?! Да ты представляешь, что будет, если командир полка обо всём узнает?! Не сносить нам всем головы!
– Товарищ капитан! Не узнает! Я с телефонистами договорился. А узнает, скажем, мол, тылы далеко были, бойцов мало, отправлять не с кем. Пришлите двух солдат, с ним передадим его на сборный пункт.
Капитан остыл маленько, глядит на немца, а тот красный весь, понимает, что весь сыр-бор из-за него. Видно, что сквозь землю готов провалиться. Комбата его растерянный вид удовлетворил, он даже улыбнулся:
– А звать-то его как?
– Штраус, товарищ капитан!
– Штраус… Ну надо же, прямо как композитора!
На этом бы всё и закончилось, довоевал бы он с нами до конца войны, а там, глядишь, и отпустили бы мы его по-тихому, да нашлась какая-то сука, стукнула командиру полка, тот распорядился немедленно сдать пленного на сборный пункт, но охрану не прислал. Что делать, приказ есть приказ. Взяли мы простыню, написали на ней: «Я немецкий социал-демократ, иду на сборный пункт. Прошу оказать содействие». Подвесили мы её на швабру с прибитой специально для этого перекладиной, положили ему на плечо да и отправили к нам в тыл самоходом. Долго потом тыловики смеялись: «Это ваш чудак со шваброй ходил? Идёт, улыбается: Гитлер капут! Гитлер капут!»
Свезло, так свезло!
У нас в полку такой случай был. Прибыло молодое пополнение. Лётчики, штурманы. Понятно, что все с ускоренных курсов, никто толком ничего не знает и не умеет. Их бы учить да учить, но кто это будет делать и, самое главное, когда? Построил их командир полка, походил вдоль строя, в лица поглядел, нахмурился и сказал:
– Ввиду малого боевого опыта на задания будете выходить в парах с опытными экипажами. Никакой самодеятельности! Делаете всё, как делает ведущий! Он набирает высоту – и вы набираете. Он снижается – и вы снижаетесь. Он поворачивает – вы следом. Он бомбы сбрасывает – и вы то же самое делаете. Всем понятно?
Сперва хотели их по разным экипажам раскидать, но как это сделать? Экипаж – два человека. Лётчик и штурман. Дашь опытному лётчику молодого штурмана – тот его заведёт куда не надо, мимо цели пролетят. К опытному штурману молодого лётчика посадишь – вообще всё загубишь. Уж лучше хотя бы один экипаж пусть будет нормальным, а сзади пусть учатся. Не справятся – им же хуже.
И вот, первое задание, надо объект один в тылу у немцев разбомбить. Вылетела эскадрилья, там и молодые экипажи, и старые, пара истребителей сопровождения. Ну, слетали, отбомбились, всё в порядке вроде бы. На третий день из штаба дивизии комиссия прибывает во главе с комдивом и его замом.
– Кто церковь в таком-то населённом городке разбомбил? А ну-ка признавайтесь!
Выходят из строя двое молодых, сами бледные, на лицах обречённость.
– Мы, – говорят.
– Сынки! – ревёт комдив, идёт и обнимает по очереди каждого. – Вот, учитесь, лоботрясы, как воевать надо! С первого выстрела – и в десятку! За проявленное мужество и героизм, за смекалку, за уничтожение вражеского высшего военного руководства представляю обоих к ордену Боевого Красного Знамени! Спасибо, сынки!