– И вам того же, мастер Керуак[5] – Портье нагнулся и погладил собаку Никки, вознаградившую Рамона серией впечатляющих прыжков.

– Фу! – сказала Нико. – Тише, Джек.

– Шустрая псина, – заметил Рамон с прежним вальяжным акцентом.

Нико улыбнулась:

– Да уж, верно. У тебя что-то стряслось?

– А я разве еще не рассказывал? Мне дали роль в фильме Скорцезе – ну знаешь, стрельба в Вашингтоне и все такое.

– Потрясающе. Поздравляю!

– Вообще-то не так уж все и здорово. Совсем маленькая роль. Зато угадай, кого я играю? Дворецкого!

Нико не представляла, что говорится в подобных случаях, и потому сказала:

– Что ж, тут есть с чем поздравить… Эй!

Джек тянул ее за поводок, сгорая от нетерпения выскочить на улицу.

– Дело в том, что я пока не решил – соглашусь ли. На работе придется пропустить три или четыре дня. Вдруг уволят? Так что не знаю. А ты как считаешь, Ник? Попробовать? – Рамон устремил на нее вопрошающий взгляд.

– Джек! – сказала Никки. – Не мешай!

По правде говоря, Джек уже успокоился и тихо сидел между собеседниками – просто Нико не знала, что ответить, и решила перевести внимание на собаку, избегая вопрошающего взгляда портье. Рискнуть ли работой ради крохотной роли, которая, может, даже не войдет в окончательную версию? Для Рамона актерская карьера значила очень много, но он, похоже, был не слишком хорош в этом ремесле. Поэтому сыграть дворецкого казалось не такой уж и плохой мыслью. Но с другой стороны, стоит ли бросать настоящую работу ради того, чтобы изображать почти то же самое перед камерой?

Наконец Нико решилась:

– Попробуй.

– Правда?

– Конечно! Я смотрела по телевизору передачу, там один парень сказал, что, если следуешь зову сердца, все обязательно получится.

– Зову сердца? Вроде как делать то, что приносит радость? Как кино?

– Точно.