– И второе: ты можешь прийти на встречу выпускников? Мы устраиваем вечер старых однокашников – так сказать, возвращение в родные пенаты. Ты ведь получаешь наш информационный бюллетень? Так вот, я звоню, чтобы напомнить – нам нужны все, с кем удастся связаться.
Дюран промямлил в трубку что-то неопределенное и взял со стола спичечный коробок, который де Гроот вместе с сигаретами забыл на недавнем сеансе. Джефф машинально вертел коробок в руке, и его взгляд привлекла этикетка: в центре расходящихся серебристо-черных кругов был нарисован глаз. Психиатр перевернул спичечную коробку и увидел похожий рисунок, с надписью в середине:
ДАВОС-ПЛАТЦ
В бумажной книжечке лежали деревянные спички с ярко-зелеными головками. Явно не американские, такие продаются только в Европе.
– Дже-ефф? – напомнил о себе голос в трубке. – Ты еще там?
«Сосредоточься».
– Конечно.
– Так как? – вкрадчиво спросила Банни. – Ну же, приходи! Соберется не только наш класс, но и два других. Мы решили устроить маленькое соревнование: у кого лучше посещаемость. Пустячок, конечно, но приятно. Не хотелось бы ударить в грязь лицом. Так я могу на тебя рассчитывать?
– Что ж, постараюсь прийти.
– Ладно, придется довольствоваться «постараюсь». Все равно это звучит лучше, чем «подумаю», что, как известно, значит «Никогда!». Ну, бери ручку.
– Взял, диктуй.
– 23 октября.
– Угу.
– Прекрасно. И вот еще что, Джефф…
– Да-да?
– Если ты все-таки не сможешь прийти, я буду сильно разочарована.
Наконец они распрощались, и Дюран принялся разбирать покупки, повторяя вслух имя звонившей и так и этак прокручивая в голове фамилию, надеясь, что лицо само выплывет перед глазами. Однако ни внешности Банни, ни забавных случаев из ее биографии припомнить так и не удалось.
«Ничего удивительного, сам подумай – сколько лет с тех пор прошло», – утешал себя обладатель научных степеней, перекладывая в корзину для овощей лимоны. И все же, несмотря на уговоры и увещевания, его терзали сомнения: в классе едва бы набралось полсотни человек – половина девушек и столько же парней. Значит, хоть что-то он должен был вспомнить.
Высыпав молотый кофе в банку с надписью «Старбакс», Дюран сильно надавил большим пальцем крышку, которая с некоторым усилием встала на место. Банни Кауфман. Если закрыть глаза и сосредоточиться на имени, представлялась невысокая, светловолосая девчонка с невыразительным лицом – и только. Как-то странно все это: после четырех лет совместной учебы, игр, соревнований по легкой атлетике и банкетов, научных ярмарок, танцев и экскурсий самое большее, что удалось вспомнить, – «невысокая и светленькая»?
Подобные мысли действовали на Дюрана угнетающе: чем больше психиатр думал, тем яснее становилось, что он помнит о тех временах очень мало, а если уж быть до конца откровенным – почти ничего: пара лиц и фамилий; классный руководитель Эндрю Пирс Вон с застывшей на лице широченной улыбкой; парадный вход; актовый день в небольшом саду за «Цартман-Хаус» – и все. Ни друзей, ни учителей, никаких интересных событий.