— Верно, — так же тихо, только для ушей фюрера согласился главарь перекупщиков, старый знакомый Родригес и давний партнер в каких-то мутных делах. — Но выбирать то вам не приходится? Кроме того, когда расписные начнут бегать по всему Ливану и спрашивать, кто что видел — мы ответим не сразу. Скажем, сутки молчания — это наш бонус.

Хольг поразмыслил, оценил, что черноусый и чернобородый испанец говорил тихо, только для фюрера, не роняя его авторитет перед ганзой. Криво ухмыльнулся и молча сунул пересчитанные банкноты в свой конверт — пачка вышла достаточно толстой.

— Куда теперь? — для порядка спросил испанец.

— Далеко, — исчерпывающе отозвался Хольг.

На мгновение показалось, что черноусый намерен поцеловать Родригес, так сказать, на правах старого знакомого. Фюрер незаметно придвинул руку к рукояти «вессона». Испанец усмехнулся, махнул рукой и развернулся к машине.

— Все, уходим, — коротко бросил Хольг своим. Отступала ганза медленно, спинами вперед, до последней секунды готовая к схватке. Но — обошлось.

— Вот и упростились, — потер ладони Максвелл. Перед делом он закинулся таблетками по полной программе и теперь находился в легкой эйфории. — Как эти… сицилисты. Голые люди на голой земле.

— С деньгами, — тихонько подсказал Чжу. Очень, очень тихо.

— Як голый, лыше с пистолэм, — огорчился Хохол.

— Куда теперь, командир? — высказал общий вопрос ливиец Кушнаф.

— Прямо, — довольно зло вымолвил фюрер. Его все еще не отпускало. Сердце билось в ребра, пот струился под курткой. Увечная нога зверски болела. — Идем в город, к вокзалу, что на севере. За час быстрым шагом добредем. По пути обсудим, как дальше жить.

Хольг пропустил всех вперед, сам двинулся замыкающим. Для человека, у которого в кармане лежало почти тысяча франков, предосторожность была не лишней. Чтобы люди не искушались, лучше просто не давать им повода искуситься. Мунис пошел первым, уверенно показывая дорогу в лабиринте темных улочек. Родригес чуть отстала и шепнула на ухо фюреру:

— А ты и в самом деле выстрелил бы? За меня…

— Ты — моя, — так же шепотом отозвался Хольг.

Девушка улыбнулась и шагнула вперед.

Ганза втянулась в лабиринт пригородных трущоб короткой колонной, как опасная, ядовитая многоножка. Нищие, сутенеры, проститутки, мелкие бандиты уходили с дороги, растворялись в тенях. Безошибочный инстинкт трущоб подсказывал им, что здесь нечего ловить, кроме неприятностей. От небольшой группы собранных целеустремленных людей несло кровью и смертью.

Безусловно, еще до рассвета о них узнает каждая собака, но Хольг рассчитывал успеть раньше.

Фюрер снова сверился с часами. Двенадцать десять. До поезда на Пальмиру еще два часа. Пока что они успевали.