— Как получится, — милостиво согласился Морхауз. — Как получится. Но получиться должно, — в голосе кардинала явственно звякнул металл.
— Я сделаю.
— Ступай. Ныне и впредь всем предстоит много совершить. Господь хранит Гильермо, и стыдно было бы нам приложить меньше усилий.
Фра вознамерился было по своему обыкновению раствориться в воздухе. Винченцо воспрял духом и понял, что на время с бешеными поездками покончено, он снова возвращается к привычной работе. Это умножило силы и решимость секретаря, несмотря на общую замотанность. И тут кардинал остановил его властным жестом.
— Этот Цвынар… Откуда такая откровенность? Почему он столь сильно проникся судьбой Солдатенкова? Заслуживает ли доверия такая забота?
— «Темное эго» — повторил Винченцо. — Все дело в нем. И в старых грехах, они разъедали душу вахмистра и требовали хоть какого-то искупления. Я дал ему надежду, тень прощения, и старый солдат раскрылся, как взломанная раковина.
— Поясни.
— Цвынар ветеран. После войны он пошел обычным путем потерянного поколения. Неустроенность, комплексы непризнанного защитника, алкоголь. Жена бросила спивающегося солдата, оставила его с малолетним сыном.
— Non est veritas in vinum, — пробормотал кардинал. — Нет истины в вине…
— Цвынар со временем перешел с алкоголя на… другие субстанции.
— Наркотики?
— Да, уличная «пыль». От нее окончательно свалился в депрессию и однажды…
Винченцо машинально дернул плечами. Вид рыдающего вахмистра, чью душу окружили демоны непрощенного прошлого, все еще преследовал секретаря.
— Однажды, приняв очередную дозу, он отвел сына на вокзал и там его оставил. Посадил на скамью, обещал скоро вернуться — и не вернулся.
— Это что, мерзкая пародия на жертвоприношение Авраама?
— Это дешевые, многократно разбавленные наркотики и депрессия, — вздохнул Винченцо. — Пребывая в помраченном состоянии Цвынар решил, что сам как отец ничего не может дать сыну. Поэтому лучше ребенку отправиться на волю случая, подальше от такого бесполезного родителя.
— Непостижимо, — покачал головой кардинал.
— Воистину. Отойдя от наркотического бреда, ветеран понял, что натворил и бросился обратно, однако… понятное дело, было поздно. Ребенок исчез без следа. Потрясение от осознания собственного деяния было ужасным. Цвынар не полез в петлю, стал полным абстинентом и нашел в себе силы порвать с прошлым. А вот сына — не нашел.
— Он увидел в Солдатенкове отражение своего дитя, — не столько спросил, сколько уточнил кардинал.
— Да. И попытался помочь, как сумел. К счастью для нас — безуспешно, иначе Гильермо не столкнулся бы с контрабандистами в Бейруте.