Нога выскользнула вперёд, он сильно ударился спиной о каменную плиту и начал съезжать.

В первые секунды он даже не понял, что именно произошло, и надеялся, что сейчас ухватится за что-то и сможет встать. Но руки беспомощно скребли по поверхности и не находили ни одного выступающего камня, ни единого кустика или травинки. От неудачных попыток схватиться за что-либо на пальцах с хрустом ломались ногти, шероховатая, как наждачная бумага, каменная плита сдирала кожу на оголившейся спине. И тут Виктор осознал, что уже ничего не сможет сделать, что ему не остановить это стремительное движение вниз!

Скорость увеличивалась с каждой секундой. Его бешено трясло на неровностях плиты, от вибрации разум стал отключаться, всё вытеснила невыносимая физическая боль. Он только успел подумать о том, что сейчас его разгонит, подбросит на очередном водопадном уступе и швырнёт на камни. Мысль эта была простой, понятной и не вызывала никаких эмоций, кроме какой-то детской обиды на собственную беспомощность. И ещё он помнил, что где-то рядом находится Андрюшка…

Но в следующее мгновенье страшный удар пополам сложил горящее от боли тело, превратив его во что-то маленькое и не имеющее к нему никакого отношения, и чёрная, обитая бархатом, дверь захлопнулась перед глазами.

После этого время потекло совершенно по-иному. Множество картинок в голове то возникали, то исчезали, не оставляя следа. Это было что-то отстранённое, напрямую не связанное с его жизнью, но дорогое сердцу, согревающее материнской заботой, как в детстве. Секунды растягивались в минуты и часы. Он видел очень странный, но не страшный сон. В нём присутствовали незнакомые люди, говорящие голосами жены, отца, его родного брата, Андрея. Их внешнее отличие от реальных людей, которых он хорошо знал, не вызывало какого-то удивления или испуга. Просто так вот они изменились, такими стали, но это ничего, это нисколько не мешало им общаться. Затем он увидел какие-то горы с высоты птичьего полёта. Они тоже не были похожи ни на одни из известных Виктору гор. Но при этом он почему-то чувствовал, что места ему хорошо знакомы. От кого-то тихо, будто сказанное на ухо, прозвучало слово «Саяны», и Виктор обрадовался, что ему подсказали. Конечно, это Саяны, правда, совсем не похожие на те, которые он когда-то видел, но сейчас это не имело значения. Скорее всего, он ошибался тогда, раньше, а теперь ошибки быть не может — Саяны именно такие! Вообще казалось, что сейчас всё происходящее истинно, что он узнал какую-то тщательно скрываемую от него тайну, объясняющую буквально всё — его жизнь, жизнь близких ему людей, дорогие сердцу места, с которыми связаны те или иные события. Будто открылось наконец настоящее лицо этого запутанного мира, и лицо это оказалось знакомым, хотя и имело необычные очертания. Ясность ощущалась не на уровне сформулированной мысли, а где-то внутри, и она отзывалась в унисон настроенным инструментом, натянутыми до определённого состояния струнами, совпадала с неким камертоном, о существовании которого Виктор лишь догадывался. Но теперь-то уж он непременно перенесёт это знание в обычный мир, туда, где всё так запутано, обманчиво и сложно.

Эти и ещё множество каких-то обрывочных, но светлых мыслей, сменяя друг друга в логичной и необъяснимой последовательности, проносились в голове, оставляя взамен пустоту.

Потом вдруг несколько раз что-то вспыхнуло перед глазами, и вначале сделалось тепло и сладко во рту, а потом всё тело как будто ошпарило кипятком! Виктор почувствовал обжигающую боль в правом колене и, наконец, открыл глаза и увидел совсем рядом лицо Андрея. Тот держал его под мышки и куда-то тащил. Каждое прикосновение правой ноги к чему-либо — к камню, к веткам, к телу Андрея — вызывало острую пронизывающую боль, от которой затуманивался разум, и на мгновение Виктор вновь оказывался в другом мире, где время текло по-иному. Но провалы становились всё реже и реже, и постепенно Виктор приходил в сознание.

Почему-то больше всего поражало лицо Андрея — оно было искажено страшной му́кой, из глаз крупными каплями текли слёзы, а губы постоянно шептали одну и ту же фразу:

— Господи, Витька! Дорогой мой, как хорошо, что ты живой, как хорошо!

Виктор старался помочь Андрюшке перемещать своё непослушное тело, но это плохо удавалось. Наконец, они оказались на сухом месте среди кустов ольшаника и мелких берёзок. Андрей прислонил друга к стволу одного из деревьев и стал своим платком протирать его голову. С удивлением Виктор увидел, что совершенно белый платок в руках Андрея становится красным.

У Андрея из глаз продолжали литься слёзы. Виктора это почему-то раздражало. И ещё раздражало, что Андрей всё время что-то делает с его головой, которая беспокоила его меньше всего.

— Там всё нормально, вот только правая нога… — сказал Виктор, сам удивившись, насколько теперь сложным оказалось произносить обычные слова.

И тут его вдруг затрясло от холода. Озноб был таким сильным и нестерпимым, что он не выдержал и попросил:

— Костёр бы развести!

После этих слов Андрей куда-то надолго исчез. А холод продолжал сдавливать голову и тело, проникать всё глубже внутрь, и казалось, ещё немного, и он доберётся до сердца — и тогда всё закончится. У Виктора создалось впечатление, что прошло очень много времени. Но когда он вновь ощутил реальность, рядом с ним уже горел небольшой костер, а Андрей опять что-то делал с его головой.

— У меня не болит голова — только нога! — с трудом проговорил Виктор, с сожалением отметив, что Андрей никак не может его понять.

Следующей картинкой, возникшей перед Виктором, была та, в которой Андрей снимал с него всю мокрую верхнюю одежду и взамен надевал что-то сухое и тёплое.

— Сейчас я тебя переодену и, пока не наступила ночь, пойду за медикаментами и спальниками, — сказал Андрей чужим голосом.

Виктор догадался, что друг отдал ему свою одежду, поскольку сидел рядом с ним в одной жилетке на голое тело.

— Ты замёрзнешь, — тихо произнёс Виктор.