Мелкие гречеcкие цари также держали у себя шутов, так, например, у тирана Сицилийского, в Македонии у Филиппа и у преемников Александра были свои шуты. Дворец Дионисия Сиракузского был наполнен различными шутами. В Персии в свите Александра также было много шутов и фигляров. Во время свадьбы Александра со Статирою, точно так же, как во время свадеб восьмидесяти офицеров македонской армии, шуты потешали приглашенных гостей.

Часто случалось, что и сами цари, и особы царской крови принимали участие в упражнениях фигляров. Так, например, Антиох IV Эпифан, царь Сирийский (174—164), во время празднеств часто присоединялся к шутам. которые обходились с ним как с товарищем, точно так же Антиох IX (114—94), так же царь Сирийский, изучал очень прилежно ремесло фигляров и шутов и всегда внимательно слушал уроки своих учителей.

Видя, как греческие вельможи, воспитанные среди роскоши и утонченного вкуса цивилизации, любили такие грубые зрелища, как представления шутов и фигляров, нет ничего удивительного, что и цари варваров постоянно окружали себя шутами и скоморохами. Сидоний Аполинарский[23] упоминает об этом роде развлечения в своем описании обедов Теодорика II, короля испанских вестготов (453—466), и хвалит его за то, что он редко следовал подобному обычаю. Известно также, что и свирепый Аттила держал в своем дворце шутов и фигляров. Когда византийский император Феодосий II, сын Аркадия, отправил послов к царю гуннов, свирепому Аттиле, то последний пригласил их к своему столу. Во время пиршества два поэта прославляли победы Аттилы. Затем вошел шут, выходки и фиглярства которого возбуждали всеобщий смех, потом горбатый карлик, Церкон, кривоногий, безносый, заика-идиот, одно появление которого уже возбудило всеобщий смех. Этот несчастный, по словам Амедея Тьерри, в течение двадцати лет странствовал с одного конца света на другой, и везде на него смотрели с большим удивлением. Наконец, африканцы подарили его римскому военачальнику Аспару, который потерял его во Фракии во время похода против гуннов. Карлика взяли в плен и отвели сначала в лагерь Аттилы, но тот не пожелал его взять к себе, тогда его привели к Бледе, брату царя гуннов, и тот так пристрастился к этому уродливому существу, что уже никак не мог без него обойтись. Карлик не покидал его ни за столом, ни во время военных походов. Бледа приказал сшить карлику военное платье, и преуморительно было видеть этого маленького человека, размахивающего шпагой. Однажды Церкон убежал в Рим. Бледа положительно не находил покоя: он хотел непременно или увезти карлика, или его выкупить. Когда удалось выручить карлика, то его заковали в цепи и привели к господину, перед которым он признался в своей вине, но уверял, что достоин снисхождения, потому что Бледа не дал ему жены. Варвар разразился громким смехом и женил карлика на одной из прислужниц царицы; эта прислужница впала в немилость за какой-то проступок. После умерщвления Бледы[24] Аттила послал карлика в подарок патрицию Аэцию[25], который отдал его обратно Аспару.

Шуты появлялись также и у цивилизованных государей того времени; так, например, мы их встречаем во дворце в Константинополе. Один из таких шутов, бывший при особе императора Теофила, шут по имени Дандери, по своей нескромности чуть было не причинил неприятностей императрице Феодоре. Император Феофил был иконокластом, то есть принадлежал к той секте, которая не признавала икон. Императрица, напротив того, не разделяла убжедения своего мужа и втайне хранила в своей молельне великолепные иконы, перед которыми она часто молилась; однажды Дандери застал императрицу на молитве и полюбопытствовал узнать, что это были за чудные картины: императрице пришлось придумать какую-нибудь ложь, чтобы выпутаться из такого неловкого положения; но за обедом Дандери не переставал говорить о картинах, которые он видел у императрицы, так что последняя сильно смутилась, и ей едва пришлось замять разговор.

В Средние века шуты были в большой моде. Ордерик Виталий[26] рассказывает о несчастии, приключившемся с одним из таких шутов, который сопровождал Гуго Великого, отца Капета, в одной из экспедиций, которую родоначальник французской династии вел против Людовика IV. Этот шут позволил себе посмеяться над местными святыми и был убит молнией.

Однако подобное свободомыслие мало находило себе подражателей в среде шутов. Они выкидывали разные фокусы и шутки, чтобы возбудить смех в окружающей их публике, но никогда не позволяли себе касаться чего-либо священного, особенно в то время, когда все христиане отличались таким благочестием и верой. Этот рассказ доказывает только, что шуты повсюду следовали за своими повелителями, сопровождая их даже во время войны. Шуты отличались большою преданностью своим господам и даже часто исполняли обязанности телохранителей; так, один из шутов спас Вильгельма, герцога Нормандского, в 1047 году от заговора, составленного несколькими недовольными баронами. Если бы не преданность этого бедного шута, то судьба того, который двадцать лет спустя должен был одержать победу при Гастингсе и завоевать Англию, была бы совершенно иная; он, конечно, погиб бы в 1017 году, тогда и судьба Англии была бы также совершенно иная.

Шуты существовали и при французском дворе, точно так же, как и при дворе герцогов Нормандских. Шуты встречались и при Карле Великом, потому что еще в то время была известна шахматная игра, в которой два шута сопровождают короля. Подобный вывод, конечно, очень остроумен, но кажется несколько натянутым. Конечно, при дворе Карла Великого были фигляры и шуты, но для подтверждения этого факта вовсе не требуется такого доказательства, как игра в шахматы. Даже во дворце Людовика Благочестивого были шуты и фигляры; в царствования следующих королей также существовали придворные шуты; Филипп-Август, однако, в 1181 году выгнал всех шутов из своего дворца за их дурное поведение. Должность шута считалась службой: ему платили жалованье из фондов, предназначенных для увеселения короля. После того, как было сказано выше, Филипп-Август выгнал шутов из своего дворца в 1181 году, они опять появились при дворе французских королей, но уже только в начале XIV столетия, и замечательным из них был Жофруа, шут Филиппа V Длинного.

Все шуты считались на королевской службе; эта должность редко оставалась вакантной, потому что шут составлял необходимую принадлежность всех празднеств и увеселений; на его обязанности лежало вызвать смех на устах как его господина, так и его гостей. Однако не сохранилось нигде имен всех шутов, бывших при особах французских королей. Только некоторые из имен сохранились или в придворных отчетах, так как шутам платили жалованье из королевских сумм, или в различных мемуарах и анекдотах. Мы займемся только описанием тех шутов, которые пользовались некоторою популярностью.

После Филиппа Длинного видно из отчетов, приведенных поэтом Дю-Френом дю-Канж в одной из его книг, что в 1327 году был при французском дворе шут Ролле или Роллье. Но нам также известно, что у Филиппа V Валуа было несколько шутов, одному из которых было поручено известить короля о крушении генуэзских кораблей, состоявших на службе Франции; это было в 1340 году, в начале Столетней войны.

Вероятно, также при особе Филиппа Валуа находился и шут Сеньи Иоган, которого Рабле назвал «глупая знаменитость Парижа, прадед Колльета» и о котором веселый кюре Медона рассказывает такой занимательный анекдот в книге III в главе XXXVII «Пантагрюэля»: «В Париже перед заведением одного жарильщика присел носильщик и стал есть хлеб, который, вероятно, казался ему очень вкусным с запахом дыма. Жарильщик ничего не говорил; но лишь только носильщик доел хлеб и хотел было уйти, как жарильщик схватил его за шиворот и требовал непременно, чтобы тот заплатил ему за жаренье. Носильщик стал доказывать, что он не причинил никакого убытка жарильщику и не тронул его мяса; дым все равно разнесся бы по воздуху, и он в первый раз слышит, что в Париже продается дым. Но жарильщик возразил на это, что он вовсе не желает, чтобы его дымом пользовался всякий носильщик и если последний не заплатит, то он отнимет у него его крючья. Носильщик поднял свою палку и стал в оборонительное положение. Произошел сильный спор. Сбежался народ со всех сторон. В толпе был также и шут Сеньи Иоган. Увидев его, жарильщик спросил у носильщика, не желает ли он, чтобы их рассудил Сеньи Иоган. Носильщик согласился. Когда шут выслушал причину их спора, то обратился к носильщику и попросил его вынуть из кошелька какую-нибудь серебряную монету. Носильщик исполнил его желание; тогда шут положил монету на левое плечо, как будто желая узнать, правилен ли ее вес, потом постучал ею по ладони левой руки, чтобы узнать, не фальшивая ли она; наконец, приставил ее к правому глазу, чтобы хорошенько рассмотреть отчеканенную на ней надпись. Толпа молчала и следила за движениями шута к великому отчаянию носильщика, который решительно не мог понять, что из этого выйдет. Затем шут поднял свой жезл, как скипетр, кашлянул раза два или три, постучал монетою о выручку жарильщика и сказал: «Суд постановляет, что носильщик, съевший свой хлеб под дымом жарильщика, честно расплатился с ним звуком своих денег, поэтому суд приказывает им разойтись по своим домам». Такое решение парижского шута показалось настолько справедливым, что все даже сомневались, чтобы и настоящие ареопаги могли бы решить так правильно подобное дело».

Господин Канель говорит, что первое указание на такое шуточное решение было сделано Жаном Андре, юрисконсультом XIV столетия, умершим в 1348 году. Следовательно, Сеньи Иоган жил в последние годы царствования Филиппа Валуа и, весьма вероятно, принадлежал к штату этого государя. Это не может казаться и удивительным, потому что двор Филиппа Валуа был одним из самых блестящих дворов того времени; там собиралось самое высшее дворянство; Фруассар[27] называл двор этого государя «самым рыцарским в мире» и короли Наварры, Майорки, Богемии и масса могущественных баронов проводили там время в пиршествах и турнирах. Конечно, для развлечения подобного общества требовалось много шутов.

Еще один шут, состоявший на королевской службе в последние годы царствования Филиппа VI, находился при дофине, впоследствии [известным как] Иоанн Добрый; этот шут назывался Иоган Арсемалль. Иган оставался при дворе и в следующее царствование и часто получал королевские подарки в виде одежды, костюмов, головных уборов, подбитых горностаевым мехом и пр. Вероятно, в благодарность за такие подарки Иган сопровождал своего государя в Англию после поражения при Пуатье в 1356 году. Несчастный государь взял с собою шута, чтобы иметь при себе человека, который развлекал бы его во время его плена, и потому он уговорил его ехать вместе с ним в Виндзор. Однако туманы Англии, казалось, повлияли на веселость шута; он постоянно болел в это время испытаний, что видно из отчетов расходов на короля Франции, где часто упоминалось о разных лекарствах, купленных у аптекаря-дрогиста в Лондоне для Игана-шута.

Иган Арсемалль имел товарищем при дворе Миктона или Миттона, которого содержал Иоанн, и платил ему из собственной шкатулки, хотя этот шут и состоял при особе дофина Карла.

Кроме Миттона, у дофина Карла, сделавшегося королем Карлом V Мудрым, было много других шутов. Если верить его биографу Христине Пизанской, то он очень любил брать к себе шутов и знал в них толк. Но этому государю можно было вполне извинить такое развлечение. Это была одна из самых критических эпох в истории Франции: Этьен Марсель покушался произвести революцию, потом позорный договор в Бретиньи, в силу которого Англия получила все земли на юге Луары; следовательно, управление Францией представляло столь тяжелое бремя, что тот, кому это было поручено, мог позволить себе некоторые развлечения. Вот что между прочим пишет Христина Пизанская: «Карл V, встав с постели и помолившись Богу, разговаривал со своими служащими; он был добрый и милостивый государь, так что даже самый последний из его придворных говорил с ним совершенно свободно».

Один из шутов Карла V был похоронен в Сен-Жермене Оксерском, его могила послужила образцом для могилы, устроенной позднее для Тевенена де Сен-Леже.

По всей вероятности, этот Тевенен был самым любимым шутом Карла V. После смерти этого шута король приказал сделать ему роскошный памятник в церкви Сен-Морис в Санлисе; этот памятник описал Соваль в своей книге «Парижские древности»[28]. Тевенен был изображен в костюме шута, в длинной одежде с капюшоном и в шапочке с кисточкой; в руке у него был жезл и два кошелька, привязанных к поясу. На камне была вырезана следующая надпись: «Здесь лежит Тевенен де Сен-Леже, шут короля, умерший одиннадцатого дня июля M CCC LXXIV. Молитесь за упокой его души».

Преемником Тевенена был Большой Иоган. Если верить одному любопытному документу, помещенному Алекс. Ассье в его книге, озаглавленной «Легенды Шампани», Большой Иоган был из Труа. Этот город долгое время имел привилегию поставлять шутов королевскому дому. Еще до сих пор сохранился текст письма, адресованного мэрам и старшинам города Труа. В этом письме король сообщает о смерти своего шута Тевенена и о том, что ему сооружен памятник. Затем король обращается опять к мэрам, старшинам и гражданам города Труа, чтобы те выслали из своей среды человека, который сумел бы развлекать короля и его гостей. Это письмо помечено 14 января 1372 года.

Но тут [по] является противоречие в числах. По надписи, сделанной на надгробном памятнике, Тевенен умер 11 июня 1374-го, между тем как письмо короля, в котором он сообщает о смерти шута Тевенена, помечено 14 января 1372 года. Тут, вероятно, вкралась ошибка или в письме, или на памятнике. Впрочем, и самый стиль письма вряд ли можно отнести к эпохе царствования Карла V. Кроме Большого Иогана, у Карла V было еще три шута и даже одна дурочка, Артоди дю Пюн, которая состояла в штате королевы Жанны. Господин Лебер приводит подлинное письмо Карла V, где упоминает о расходах, сделанных на Артоду дю Пюи, «дурочку нашей возлюбленной подруги королевы».

Если Карл Мудрый любил окружать себя шутами и фиглярами, то его преемник Карл VI, как известно, был сам безумный и потому, конечно, любил проводить время в обществе себе подобных. С восьмилетнего возраста у него уже был шут по имени Иган, о котором упоминается в письме Карла V, помеченном 3 марта 1375 года. Позднее, после ужасного случая на маскараде, когда он едва не сгорел живым, несчастный принц совершенно потерял рассудок, так что он впал в меланхолию и к нему были приставлены лица, которые должны были развлекать его в часы нападавшего на него уныния. Из этих шутов был особенно замечателен Генселен Кок, который, вероятно, совершал множество самых уморительных фарсов и был в постоянном движении, так как из отчетов за 1404 год видно, что однажды шут потребовал новых рубашек, так как он разорвал свои в борьбе, устроенной им для забавы короля; в том же году шут сносил сорок семь пар башмаков. Около того же времени шут Изабо Баварского по имени Гийом Фуель в течение полугода сносил сто три пары различной обуви. Из этого можно заключить, что все эти шуты отличались необыкновенною подвижностью!

У всех членов королевской фамилии были свои особые шуты. Иоанн, герцог Беррийский, самый расточительный из всех знаменитых дядей Карла VI, умерший в 1416 году, был отвезен на кладбище своими шутами, одетыми в траур. Это действительно был кортеж, достойный такого человека, который в шестьдесят лет женился на двенадцатилетней девочке, племяннице графа де Фуа.