Пастухи стояли на прежнем месте, молча наблюдая за мной. Была в их позах и выражении лиц покорность судьбе. Я таких называю людьми с севшими батарейками. У них хватило энергии, чтобы втроем напасть на одного, но, как только получили отпор, сразу потухли. Их удел — безропотно пасти баранов, пахать землю, стоять у станка, отдавая большую часть выращенного или изготовленного тем, у кого хватает энергии отнять силой или хитростью. Разве что нож в спину вгонят при удобном случае, да и то редко кто.

Глядя на старшего пастуха, который не хотел расставаться с древком без наконечника, подозвал жестом. Он продолжал стоять на месте, словно не понял. Тогда я жестами изобразил выпуклости, которые отличают мужчину от женщины, а потом трусливое бегство, тонко намекнув, с кем имею дело. После чего опять подозвал жестом. Сработало. Старший пастух медленно спустился по склону, остановился метрах в семи от меня.

Я жестами показал, что гребу на лодке, потом переворот ее, как плыву к берегу и, показав рукой в сторону, где находится морской порт, произнес его название:

— Аден!

Пастух тупо смотрел на меня черными глазами из-под кустистых бровей и явно не понимал, что я от него хочу. У меня возникло подозрение, что перемещение было коротким, что такого города и порта пока что нет, так что мучить аборигена тупыми вопросами глупо.

Я жестом обвел местность вокруг нас и перечислил, делая паузы:

— Йемен?.. Британия?.. Османы?.. Халифат?..

Судя по нахмуренному лицу пастуха, эти названия ничего не говорили ему, но смысл моего вопроса он понял и ответил:

— Тиндум.

Я еще раз описал пальцем в воздухе эллипс, как бы очерчивая окружающую местность, и повторил вопросительно:

— Тиндум?

Пастух кивнул.

Это название ничего не говорило мне. Может быть, какой-то заштатный городишко на побережье, в котором нет порта, поэтому не посещал его и даже не видел на картах. А может, и видел, но не запомнил.

Я показал жестами, что иду в ту сторону, где должен быть Аден, и задал вопрос:

— Тиндум?

Абориген кивнул во второй раз и махнул рукой в ту же сторону.

Я достал из кармана и бросил в чашу с сыром монету в одни цент, бронзово-никелевую, на аверсе которой изображен летящий белоголовый орлан — геральдический символ США. Она диаметром сантиметра два, кажется внушительной и ценной, хоть и стоит мало. Уйти просто так не позволяло воспитание, но, поскольку встреча была неласкова, хватит и этой символической платы.

От дерева к Тиндуму вела извилистая тропинка. Она проходила ниже склона, на котором паслись овцы. Отара большая, голов на пятьсот. Как с такой управляются без собак, понятия не имею. Увидев меня, овцы перестали щипать траву, уставились глазами, наполненными пустотой. Не встречал животное с более тупым взглядом, лишенным малейших проблесков интеллекта, чем овца. Интересно было бы посмотреть, как баран смотрит на новые ворота. Еще тупее невозможно, а острее не получится.

После того, как я прошел мимо отары, овцы шарахнулись вверх по склону. Тормозные, одно слово. Я оглянулся. Оказывается, испугал их самый молодой пастух, который шел за мной выше по склону и отставая метров на сто. Щит нес за спиной, а копье использовал, как посох.

Я прошел еще с полкилометра, пока не оказался на развилке. Вторая тропинка уходила, петляя, вверх по склону. Я остановился и обернулся. Пастух тоже остановился. Жестами показал ему на две тропинки. Пастух махнул, чтобы двигался вперед. Скорее всего, имел в виду тропинку, которая шла вдоль моря, но я решил, что пора освободиться от хвоста. Пройдя по второй тропинке метров десять, остановился и показал жестом, что если пастух собирается сопровождать меня до города, пусть идет впереди, а если нет, то пусть возвращается к коллегам. Смелостью он не отличался, стоял и ждал, что я передумаю, наверное. Только после того, как я положил правую руку на рукоять сабли, пастух принял правильное решение, прошмыгнув мимо меня. Первые минут десять постоянно оглядывался, но потом успокоился. Видимо, дошло, наконец-то, что убил бы его уже давно, имей я такое желание.