И тут, в нескольких десятках метров от них, из-за стелющегося прямо по земле жирного столба дыма, вылетела наша тридцатьчетвёрка, резко тормознула, по инерции качнувшись стволом вниз, и через секунду, показавшейся вечностью, выстрелила. И тут же снова рванула вперёд.

Снаряд с нашего танка, с гулом толкнув воздух, промчался над головой, прошёл в десятке сантиметров над башней немца, попутно срезав ему антенну, и улетел дальше. Андрей обернулся назад: фашистский танк, только что переехавший раздавленный бронекорпус штурмовика, и обнаружив вынырнувшего из дыма противника, резко затормозил и тут же завыл приводом башни, разгоняя её по горизонту, доворачивая её на противника.

***

— С-сука! Почему он не горит? Мимо! Бронебойным, заряжай! — проорал младший лейтенант Сухомлинов.

Заряжающий, держа очередной снаряд, не удержавшись на ногах от рывка танка, завалился назад, скользя ногами по катающимся по полу дымящимся пустым гильзам.

— Командир, он пушку разворачивает! — заорал механик-водитель, шуруя рычагами, ведя тридцатьчетвёрку ломаным зигзагом, стремясь сбить прицел немцу.

— Не успеем! Пашка, тарань его! Держитесь, мужики! — это было последнее, что успел произнести младший лейтенант Сухомлинов.

Немец выстрелил, снаряд попал чётко в башенный погон. В следующее мгновение все, кто был в башне, были насмерть посечены осколками, отколовшимися от брони при пробитии её немецким снарядом. Влетевшая внутрь болванка довершила погром, разнеся внутри всё, до чего смогла дотянуться, рикошетя внутри боевого отделения. Т-34 вздрогнул, но продолжил своё движение, налетел на немецкий танк, с бешеной силой ударив того в правую скулу, отбросил его на пару метров, и остановился сам, с заглохшим от удара двигателем.

В переднем листе тридцатьчетвёрки откинулся люк и оттуда, как мешок с мукой, кувырком вывалился на землю механик-водитель. Комбез его обильно дымил, клубы едкого дыма вырвались вслед за ним из открытого люка. Кроме него из тридцатьчетвёрки больше никто не вылез…

Секунды через три из люков немецкого танка, как тараканы, полезли оглушённые ударом танкисты. Андрей, опустив раненого Ангела на снег, и действуя механически, как автомат, заученным движением выхватил пистолет и стал методично отстреливать немцев, уже успевших вылезти из танка.

Расстреляв в быстром темпе весь магазин, он смог завалить троих. Затвор остался в заднем положении — пистолет встал на задержку. Он нажал кнопку выброса магазина, и он, выпав, легко скользнул к его ногам. Пока он лихорадочно вставлял в окно свежий магазин, у его ног прозвучали ещё два выстрела. Оба оставшихся немца завалились на броню с пробитыми головами. У его ног сидела очнувшаяся Агния и держала обеими руками свой ТТ:

— Я подумала…. — ей было очень трудно говорить, — что ты не справишься… — она вымученно, через силу, улыбнулась. И опять бессильно уронила голову на грудь.

— Милая, держись! Агнюшенька! — он подхватил её и потащил назад, к танкам…

Глава 5. Осколки.

Два танка: немецкий экранированный Т-4, и наша тридцатьчетвёрка, замерев в своём последнем движении, так и остались стоять, представляя теперь собой неплохое укрытие на поле боя. Контуженный мех. вод тридцатьчетвёрки, тем временем поднялся с земли, тряся головой, и полез через свой люк обратно в нутро танка. Через полминуты он вылез, прислонился спиной к борту, и глядя перед собой невидящим взором, горестно сказал:

— Всех в винегрет… один я остался… — и сфокусировав взгляд на подбегавшем к нему лётчике, тащившего под мышки раненого товарища, добавил: — а ведь мы этим экипажем от самого Курска шли, и хоть бы хны! А тут…. — он повесил голову.

Андрей положил Агнию на землю, прислонив головой к гусенице нашего танка. Наконец-то осмотрел. Вся нижняя часть лётного комбинезона была пропитана кровью.

— Солнышко, потерпи, мы сейчас, я сейчас. Я…. — он расстегнул лётный шлем, сдвинул его на затылок — лоб буквально струился потом, — я… сейчас мы сядем в танк, и поедем… — он обернулся на танкиста, потом снова обратился к девушке: — ведь ты потерпишь ещё немного?

Девушка открыла глаза:

— Осколки надо вытащить прямо сейчас…. Андрюша… это должен сделать ты. Сейчас, понимаешь? — она тяжело дышала. Было видно, что она с огромным трудом превозмогает боль.