– Ваша мама рассказала мне о Хай-Кроссе. Судя по всему, это восхитительное место.

– Уж получше здешнего мавзолея!

– О, Элиот, никакой это не мавзолей.

– Я не большой любитель викторианских древностей.

Но прежде чем я успела выступить с возражениями, появился Гренвил. По крайней мере, мы услышали его шаги: шаг за шагом вниз по лестнице, услышали, как он говорит что-то Петтиферу – высокий голос и низкое бормотание, – потом из холла донеслось постукивание палки Гренвила по натертому паркету.

Элиот, тут же приняв смиренный вид, поднялся, чтобы распахнуть дверь, и Гренвил вошел в комнату – так вплывает в порт нос огромного непотопляемого судна.

– Всё, Петтифер. Теперь я уж как-нибудь сам.

Я встала с коврика, намереваясь подвинуть к огню кресло, в котором он сидел накануне, но это лишь раздражило старика: по-видимому, он был не в духе.

– Ей-богу, девочка, хватит суетиться! Ты что, считаешь, что я привык сидеть внутри камина?

Я отодвинула кресло к первоначальным рубежам, и Гренвил наконец достиг его и опустился в кресло.

– Пить что-нибудь будешь? – спросил его Элиот.

– Да, виски.

На лице Элиота выразилось удивление.

– Виски?

– Да. Мне известно, что сказал этот кретин-доктор, но сегодня вечером я выпью виски.

Элиот промолчал, лишь кивнул с терпеливым смирением и отправился наливать виски. Когда он еще был занят этим, Гренвил, повернувшись на краешке кресла и подавшись вперед, спросил:

– Элиот, ты помнишь, в доме стояло бюро?

Душа моя ушла в пятки.

– Ой, Гренвил, опять ты за свое…

– Что значит «за свое»? Необходимо разыскать эту проклятую штуковину. Я только что велел Петтиферу искать, пока не найдется.