– В каком смысле – делаете?

– Ну, я реставрирую там старую мебель. Не надо так широко открывать рот, вам это не идет.

– Реставрируете старую мебель? Да вы шутите, наверное?

– Ничуть. У Гренвила Бейлиса полным-полно всякого старого и очень ценного хлама. В свое время он зарабатывал неплохие деньги, которые вкладывал в основном в антиквариат. Конечно, сейчас вещи эти в ужасающем состоянии и остро нуждаются в ремонте. К тому же их ни разу в жизни не полировали, а когда он поставил в доме центральное отопление – это вообще для старой мебели гибель: ящики скукоживаются, лак слезает и трескается, ножки у стульев отваливаются… Между прочим, – добавил он, вдруг вспомнив о другом, – это я починил ваши кресла вишневого дерева!

– А давно вы этим занимаетесь?

– Давайте подсчитаем. Школу я окончил в семнадцать, сейчас мне двадцать четыре. Выходит, около семи лет.

– Но этому надо было еще обучиться.

– Да, конечно. Вначале я четыре года плотничал и столярничал, обучаясь в училище в Лондоне, а когда я освоил азы ремесла, я еще года два служил подмастерьем у старого мастера-краснодеревщика в Суссексе. Я жил в доме у него и его жены, выполнял всю черную работу в мастерской и выучился всему, что знаю.

Сделав маленький подсчет, я сказала:

– Но это только шесть лет, а вы сказали «семь».

Он засмеялся:

– Я сделал годичный перерыв на путешествие. Мои родители заявили, что мне грозит узость кругозора. А двоюродный брат отца владеет ранчо в Скалистых Горах на юго-западе штата Колорадо. Вот я и поступил к нему рабочим и проработал там месяцев девять, если не больше. – Он нахмурился. – Что вас так веселит?

Я сказала ему:

– Когда я впервые увидела вас в лавке… вы показались мне очень похожим на ковбоя… настоящего. И почему-то меня жутко возмутило, что никакой вы не ковбой.

Он улыбнулся:

– А знаете, на кого тогда походили вы?

Я насторожилась:

– На кого?

– На старосту образцового приюта для девочек-сирот.

А это уж меня возмутило.